Именно женитьба и «высочайшее расположение» особы, особо приближенной к особе Бонапарта, – его супруги Жозефины – позволили Нею, приятельствовавшему со свояком Бонапарта генералом Леклерком, избежать участия в трагической для французов (и самого Леклерка) экспедиции на остров Сан-Доминго, где гусару Нею надлежало быть начальником кавалерии корпуса. Чуткая и отзывчивая, нежная и веселая мадам Ней быстро стала своей при дворе. Она даже встала в оппозицию к Наполеону, когда он развелся со «старушкой» Жозефиной, и хотела вслед за ней покинуть императорский двор. Но тут уже Бонапарт дал ей понять, «что не по чину себя ведет», и назначил статс-дамой при новой государыне-австриячке. Она очень мало видела мужа – тот постоянно воевал, от Мадрида до Москвы, – и воспитание их четырех сыновей достойными имени Les Brave des Braves полностью легло на ее хрупкие, но крепкие плечи, тем более что она овдовела в неполные 33 года. Ей даже пришлось перенести тяжелейшую для любой матери трагедию: пережить двух сыновей – Эжена Мишеля и Мишеля Луи. После смерти «храбрейшего из храбрых» Эгле (так звали мягкую и заботливую Аглаю близкие знакомые и родственники), подобно вдовам маршалов Ланна и Бесьера, так больше и не вышла замуж, хотя, как и у Луизы Ланн или Мари Жанны Мадлен Бесьер, достойных претендентов на ее руку было более чем достаточно. Скажем сразу, что не все молодые еще маршальши устояли перед искушением повторно выйти замуж после смерти своих знаменитых супругов. Эгле была из той (отчасти несчастливой) породы жен военных, что выходят замуж один раз в жизни, храня память о людях, ставших гордостью нации: вдова Ланна, вдова Нея, вдова Бесьера – героев Франции! Это звучит гордо!
Кстати, потомки маршала Нея живут во Франции и сегодня. Более того, они породнились с семейством Мюратов, а ведь Мишель и Иоахим, мягко говоря, не очень-то жаловали друг друга, соперничая из-за… солдатской славы, столь высоко ценимой в армиях всех времен и народов. Таковы парадоксы малой истории, а вернее, большие гримасы человеческих судеб.
Мишель Ней не только ладно играл на флейте, но любил коллекционировать нотные партитуры. (Среди других маршалов только Мармон тоже был на «ты» с музыкой; он слыл весьма искусным виолончелистом!) В частности, у него имелось 148 партитур итальянских опер, благо его супруга Эгле недурно пела дуэтом с Лаурой Жюно (пресловутой герцогиней д’Абрантес). Более того, Les Brave des Braves не поленился собрать изумительную библиотеку, где на полках красовались Корнель, Мольер, Вольтер, Бомарше, Тацит, Расин, Руссо и Монтескье с Сервантесом. Особо почитал «первый меч Франции», конечно, военно-историческую литературу. Не чужд сын бочара оказался и живописи, вывезя из одной только Испании немало полотен старинных мастеров. Всего в его коллекции насчитывалось около 90 картин известных художников разных эпох. Впрочем, современники считали, что здесь не обошлось без влияния его утонченной супруги Эгле.
В августе 1803 г. Нею поручают командование войсками военного лагеря в Компьене. В декабре того же года ему дают под начало 6-й армейский корпус Великой армии, который располагался в Монтрейле – самом южном из лагерей, где собираются войска для участия в грандиозной десантной операции на Британские острова. Здесь Ней, кажется, в первый и последний раз пытался изучить военную теорию, которую он вот уже больше десятка лет осваивал на практике. Он читал специальные работы по тактике пехоты и даже сам сочинил нечто вроде руководства по строевой подготовке для солдат своего корпуса. В инструкциях, составленных Неем, наряду с рассуждениями о роли пехоты, кавалерии и артиллерии в бою, о выносливости солдат во время долгих маршей и о меткости стрельбы есть один поистине удивительный пункт. Он настолько замечателен, что заслуживает отдельного упоминания: «Нашим солдатам обязаны объяснять причину каждой войны. Только в случае вражеского нападения мы вправе ожидать проявления чудес доблести. Несправедливая война в высшей степени противна французскому характеру». Именно эту сентенцию он открыто высказывал самому Бонапарту, когда осмеливался спорить с ним по тем или иным военным вопросам.
Рядовые солдаты обожали «красномордого» за простую солдатскую дружбу. По бивакам ходила легенда, как он однажды на званом обеде в пору заключения Тильзитского мира на глазах у высокородной прусско-русской знати расцеловал слугу, подававшего кушанья на стол, тот оказался его старым сослуживцем, отставным гусаром времен революционных войн. Ней бросил чопорное застолье и отправился на кухню, где, к недоумению чванливой знати и к большой радости челяди, весело провел оставшееся время, травя байки о лихой гусарской юности, участником которых, между прочим, был и тот самый слуга-отставник. Большей чести для старого солдата трудно представить: сам маршал Франции, легендарный «рыжегривый лев» не побрезговал с ним общаться – вот оно, солдатское братство наяву! На прощание однополчане крепко обнялись, Ней отдал сослуживцу все наличное золото, и они расстались – теперь навсегда. Солдатские пути-дороги неисповедимы.
В трагическом для Бонапарта и всего его воинства походе в Россию в 1812 г. 3-й корпус Нея был постоянно на острие атаки. Он и Мюрат все время соперничали между собой за право нагнать русских и навязать им решающую битву. Войска Нея участвовали в сражении за Смоленск, в бою у Валутиной горы. В ожесточенном сражении под Бородином Мишель проявил чудеса храбрости у Семеновских флешей. В кульминационный момент, когда русские зашатались и попятились к Семеновскому оврагу, он вместе с Мюратом просил у Бонапарта дать последний резерв – Старую гвардию (почти 20 тыс. элитных пехотинцев и кавалеристов), мол, они бросят победу над Кутузовым к его ногам! Вернувшийся генерал Бельяр сообщил, что император не видит необходимости в столь рискованном «шахматном ходе» за тысячи лье от Парижа! Ней в бешенстве орет: «Что же, мы пришли сюда только для того, чтобы посмотреть, как наш император „играет в шахматы“ на поле сражения? Чего он там дожидается, кроме поражения? Уж если он больше не полководец и не воюет сам, а желает повсюду разыгрывать императора, пусть он убирается в Тюильри и предоставит нам самим командовать!» Бонапарт мудро сделал вид, будто не знает об этих словах.
Зато в ходе отступления из Москвы, памятуя о невероятном мужестве Нея в ходе арьергардных боев в Португалии и Испании, Наполеон поручил ему самое трудное задание: с 6-тысячным арьергардом прикрывать отход разваливавшейся на глазах армии. Конечно, Даву, Мортье, принц Евгений и Лефевр были достойны всяких похвал, и все же именно Ней подходил для этой роли лучше всех. Ведь во все времена прикрывать отступление армии было самой нелегкой и опасной задачей. Ней с честью выдержал и это испытание.
То, что смог сделать тогда маршал с несколькими тысячами раненых, обмороженных и истощенных людей, трудно передаваемо словами. Беспримерная доблесть, невероятная выносливость и поистине гипнотическая сила личного примера – вот три слагаемых его подвига. По сути дела, брошенный на погибель, без артиллерии и кавалерии, он сумел под бешеным огнем русских пушек Милорадовича и Ермолова увести 3 тыс. своего поредевшего арьергарда в соседний лес. Под покровом темноты Ней ночью вышел со своими бойцами к Днепру. Уже после полуночи они были на речном берегу, а на следующее утро маршал перешел по тонкому льду с 600–900 солдатами (остальные провалились в полыньи) и продолжил свой героический арьергардный марш на Оршу.
