За уничтожение 40-тысячной турецкой армии под Слободзеей в конце октября 1811 г. Кутузов был пожалован графским титулом. Это сражение вынудило турецкого султана запросить мира. Но подписание договора затягивалось. Потерявший терпение Александр I уже направил на замену «ленивого» Михаила Илларионовича адмирала П. В. Чичагова, чтобы ускорить заключение мира с турками на любых условиях. Но Кутузов, ловко играя на противоречиях между Турцией и Францией, все же добился невозможного.
5 мая он сумел подписать с турецкой делегацией предварительные условия мира, а 16 мая, пока прибывший в Бухарест Чичагов принимал у него дела, успел окончательно завершить войну миром. Это произошло за 27 дней до нападения Наполеона на Россию.
Между прочим, рассказывали, что якобы Кутузов был в приятельских отношениях с турецким главнокомандующим Ахмет-пашой еще со времен посольства в Константинополе. Поэтому он сумел договориться со старым знакомым. Для остатков турецкой армии вроде бы был оставлен «золотой мост», чтобы Ахмет-паша мог выскользнуть из окружения. Находясь в окружении, по турецким законам он не имел права вести мирные переговоры.
Добившись подписания Бухарестского мира, Кутузов не только сорвал коварный замысел Бонапарта по созданию широкой антирусской коалиции, но и высвободил 50-тысячную армию накануне новой, более страшной войны. Емко и лаконично высказался по этому поводу известный советский историк Е. В. Тарле «Кутузов-дипломат нанес Наполеону в 1812 году тяжкий удар еще раньше, чем Кутузов-военачальник».
Между прочим, согласно воспоминаниям современников, Наполеон, узнав о подписании Бухарестского мира, грязно выругался. А наиболее дальновидные лица из окружения французского императора задумались о последствиях грядущего похода.
Сам же «виновник» наполеоновского гнева был отозван из армии, назначен членом Государственного совета, получил титул светлейшего князя, но расположение императора так и не снискал. Когда началась война 1812 г., ему поручили заниматься организацией обороны Санкт-Петербурга. 16 июля 1812 г. дворянство Московской губернии избрало его начальником губернского ополчения. Не зная об этом, на другой день дворянство Санкт-Петербургской губернии также избрало его начальником губернского ополчения, на что он дал согласие. Официально Кутузов исполнял обязанности командующего войсками в Петербурге и Финляндии.
После оставления Смоленска – «ключа к Москве», как говорили современники, – положение командовавшего объединенной русской армией Барклая-де-Толли сильно покачнулось. Недовольство в армии и в обществе росло не по дням, а по часам. Среди офицерства и особенно генералитета все громче звучали голоса, требующие немедленной смены командующего.
5 августа Александр I по настоятельному требованию практически всего своего окружения и в связи с очень тяжелой ситуацией (до Москвы оставалось около 150 км) согласился рассмотреть список кандидатов на пост нового главнокомандующего.
Считается, что претендентов могло быть несколько: Беннигсен, Дохтуров, Тормасов, Багратион, Кутузов и даже опальный убийца его отца граф П. А. Пален. Только после тяжкого трехдневного раздумья император все же назначил «виновника» Аустерлицкого фиаско.
Как подметил А. С. Пушкин, русское происхождение Михаила Илларионовича сделало его более подходящим человеком на роль главнокомандующего в час народных испытаний, когда все иностранцы казались подозрительными. Выражая общие чувства, поэт позднее написал:
… Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал – и спас…
«О, эта старая лисица севера», – многозначительно сказал Наполеон своему начальнику штаба Бертье, узнав о назначении Кутузова. Бонапарт знал, что говорил: в 1805 г. он уже сполна познал полководческую манеру русского командующего. Безусловно, проиграв тогда Кутузову в стратегическом маневрировании и упустив его армию, он все же сумел разбить превосходившие французов союзные русско-австрийские войска. «Постараюсь доказать великому полководцу, что он не ошибся», – скромно промолвил Кутузов, узнав о реплике Наполеона.
Перед отъездом в армию один из молодых родственников Кутузова наивно спросил: «Неужели вы, дядюшка, надеетесь разбить самого Наполеона?» – «Разбить? Нет! А обмануть надеюсь!»
В день отъезда полководец прибыл на молебен в Казанский собор Санкт-Петербурга. Всю службу он прослушал стоя на коленях. Выходя, Кутузов обратился ко всем со словами: «Молитесь обо мне, меня посылают на великое дело». Народ, сопровождавший карету, величал его «спасителем России».
Среди генералов не было единства по поводу кутузовского назначения. Они прекрасно знали, как умеет Михаил Илларионович держать нос по ветру. Так после объединения армии с Молдавской армией адмирала Чичагова обсуждался вопрос о том, кого поставить во главе артиллерии. Кутузов уверенно заявил, что лучше генерала Резвого (чья артиллерия отличилась при Прейсиш-Эйлау) никого нет: «Человек умный, опытный и знает это дело лучше всех». Но только-только он успел это произнести, как приехал от государя Аракчеев и заявил, что самой достойной кандидатурой Александр I считает Ермолова. Кутузов тут же закивал головой и, указывая на собеседников, сообщил, что они только что говорили именно о Ермолове и он сам хотел просить императора назначить именно Алексея Петровича. Ведь это – лучший выбор! Ну чем не «старая лисица севера»?
Для Наполеона смена хоть и обрусевшего, но все же иностранца Барклая-де-Толли на истинного «русака» Кутузова была сигналом, что противник решился наконец на генеральное сражение. Эта новость, которую он получил от пленного казака, доставила ему нескрываемое удовлетворение: «Кутузов не мог приехать для того, чтобы продолжать отступление!» – оживленно говорил Бонапарт, радостно потирая руки. «Кутузов даст генеральное сражение, чтобы успокоить дворянство, и через две недели император Александр окажется без столицы и без армии!» – продолжал он. Казалось, его ставка на победу в генеральном сражении вот-вот оправдается.
Еще не успели высохнуть чернила на царском приказе по армии, а среди солдат уже радостно зашелестело: «Едет Кутузов бить французов!» Облегченно вздохнули младшие офицеры. Они чтили былую храбрость Кутузова. Кончился период разногласий. Все ожидали, что французов остановят и не допустят к Москве, до которой было уже рукой подать.
21 августа Кутузов прибыл к армии, в район села Царево-Займище. Здесь Барклай сдал ему армию.
Между прочим, несмотря на давние неприязненные отношения с Барклаем, Кутузов, один из очень немногих, кто тогда пусть только мысленно, но бесспорно оценил заслуги прежнего командующего, сумевшего сохранить армию.
И Барклай, и Кутузов прекрасно понимали, что битва нужна прежде всего Наполеону, поскольку каждый новый шаг на восток отдалял его войска от тылов в Польше и Германии и приближал к гибели. Но и дальше отступать уже было нельзя: «ключ» от Москвы – Смоленск («Кто в Смоленске – тот в Москве»!) уже был сдан. «Как бы то ни было, – писал Кутузов Александру I, – Москву защищать должно». Древняя столица, центр духовной культуры народа, Москва была дорога каждому воину. Генеральное сражение с французами, излишнее стартегически, было морально и политически неизбежно: ведь на этом условии Кутузов и получил верховное командование. Он принял решение дать большое сражение не только для успокоения раздосадованной постоянным отступлением армии, разгневанного неудачами общества и давно нелюбившего его царя, но и для изматывания противника. Не желая рисковать, Кутузов избрал сугубо оборонительный вариант грядущей генеральной битвы. А потом по-своему продолжил начатую Барклаем игру в отступление и оказался прав.
