— Ну, так озвучьте ее еще раз, — пробормотал Даймонд.
Похоже, его услышали, потому что тут же последовал ответ:
«Я прочту вам ее еще раз, а потом мы перейдем к спортивным новостям. Возьмите карандаш и бумагу. Готовы? Итак:
Джей-Эм-У-Ти.
Я окружен секьюрити.
Виктория перечит мне.
Но скоро я приду к тебе.
Записали? Теперь пораскиньте мозгами. А мы идем дальше. На очереди спортивные новости. Но поверьте, друзья, я не шучу, все по правде: мы получили это сообщение сегодня утром, буквально ни свет ни заря, и без понятия, кто и зачем его послал. Что это еще за Джей-Эм-У-Ти? И какая такая Виктория? Решайте сами».
Даймонд взял со стола карандаш и номер «Гардиан», который Стефания приготовила для решения кроссворда, и сделал пометку на полях.
Стефания хмыкнула:
— Ты всегда говорил, что разгадывать головоломки — пустая трата времени.
— Да, если это кроссворд, — ответил он, оторвав клочок газеты и сунув его в карман.
Она неуверенно добавила:
— Насчет того котенка. Уверена, как только ты его увидишь, сразу влюбишься.
Он рассеянно буркнул:
— Да, конечно.
— Значит, ты не против, если…
— Как скажешь, дорогая. Мне пора идти.
В полицейском участке он встретил встревоженного Джона Уигфула. Тот сидел в диспетчерской, и его большие черные усы свисали вниз.
— Уже слышал? — спросил Уигфул.
— Смотря что.
— Сообщение про Тернера. Его разослали по всему городу. На радио. В газеты. Нам звонят люди.
— Поймал кое-что по радио, пока завтракал. Думаешь, это как-то связано?
— Джей-Эм-У-Ти, — ответил Уигфул. — Инициалы Тернера. Плюс галерея Виктории. «Скоро я приду к тебе». По-моему, все ясно. Сомневаюсь, что это какой-то псих.
— Скорее, поэт.
— Вот именно.
— Может, специалист по рекламе, — добавил Даймонд. — Обращение к местным СМИ всегда довольно эффективно.
— По-твоему, он пудрит нам мозги? — спросил Уигфул с таким видом, словно Питер и впрямь мог ответить на этот вопрос. — Когда человек собирается украсть картину, он не рассказывает об этом на каждом перекрестке.
— Картина на месте?
— Слава богу, да. Я только что говорил с Джули Харгривз. Она сейчас в галерее. Мы все время держим связь. Пока все в порядке.
— Тогда в чем проблема?
— Ни в чем. Просто меня это бесит. Я получаю наводку о возможном ограблении, набираю команду, и вдруг по всему городу расходится этот стишок. Кто-то явно хочет меня «подсидеть».
Даймонд подавил улыбку.
— Не одолжишь мне на пару часов Джули? Я собираю показания по Солтфордскому делу. Нужно допросить всех клерков в банке. Джули отлично с этим справится.
— Извини, — ответил Уигфул. — Она работает со мной.
— И потом, если у меня будет время заглянуть в галерею, я могу посмотреть, как там дела с охраной. Знаю, что у тебя все под контролем, но свежий взгляд никогда не помешает.
— Ты думаешь? — В глазах Уигфула мелькнула неуверенность.
Грубо нарушив правила, Даймонд припарковался на Бридж-стрит прямо под статуей королевы Виктории, которая возвышалась в глубокой нише на фасаде галереи. Для городка в георгианском стиле Бат очень щедро чтил память Виктории, присвоив ее имя мосту, парку, нескольким улицам, пабу и закусочной, — все это не считая галереи. Если учесть, что за все время своего долгого правления королева ни разу не посетила Бат, вряд ли такая щедрость была оправданна. Исключение составил короткий визит в ранней юности, когда она еще не стала королевой. Говорили, что однажды Виктория вышла на балкон отеля и услышала что-то нелицеприятное насчет толщины своих лодыжек. С тех пор она исключила Бат из списка своих визитов.
Выйдя из машины, он посмотрел снизу вверх на царственную даму. В голове у него все еще крутилась фраза, услышанная за завтраком: «Виктория перечит мне. Но скоро я приду к тебе». Что она значит на самом деле? То, о чем подумал Уигфул: угрозу ограбить галерею, несмотря на усиленную охрану? Или ее можно интерпретировать иначе?
Вполне возможно, что послание относилось не к обладательнице толстых лодыжек, а к какой-нибудь современной Викки, так или иначе связанной с Тернером. Скажем, сотруднице галереи. Или куратору выставки. «Какого черта, — осадил себя Даймонд, — делом занимается Уигфул, а не ты».
На углу Бридж-стрит в ожидании последних новостей стоял местный журналист. Даймонд узнал паренька из «Бат кроникл». Слабовато для скандальной головоломки, над которой якобы ломал голову весь город.
— Скажите, вам поручили вести это дело, супер?
— Какое дело? — Даймонд постучал в дверь, раздраженный тем, что его назвали «супером». Галерея еще не открылась для публики, но служба охраны уже должна была находиться внутри.
— О картине Тернера. Ее украли?
— Не понимаю, о чем вы.
— Бросьте, мистер Даймонд. Я делаю свою работу, как и вы свою.
— Насколько мне известно, ничего не украдено.
— Картина все еще на месте?
— Думаю, да.
— Но вы должны относиться к этому серьезно, верно? Вас должно беспокоить, что они провернут это дело.
— Я что, выгляжу обеспокоенным?
Внутри раздался звук отодвигаемого засова. Одна из тяжелых дверей приоткрылась, и за ней промелькнуло чье-то лицо и послышалось потрескивание рации. Наконец щель увеличилась настолько, чтобы он смог войти. Репортер успел сказать что-то про сотрудничество, но Даймонд уже шагнул внутрь, и дверь с грохотом захлопнулась прямо перед носом представителя прессы.
В последний раз Даймонд бывал в этом мраморном черно-белом вестибюле еще в то времея, когда внизу располагалась библиотека. Теперь оба этажа занимала галерея, а постоянная выставка находилась наверху. Его проводили по широкой лестнице мимо каких-то сельских пейзажей, изображавших пасущихся овечек или что-то в этом роде, — ему они больше напоминали белых броненосцев или гигантских крыс. Наверно, у пейзажистов всегда были проблемы с овцами, подумал он.
Даймонд редко посещал музеи, и то, что он увидел наверху, произвело на него сильное впечатление. Сразу за лестницей открывался просторный атриум, окруженный колоннами и увенчанный легким позолоченным куполом со знаками зодиака. Галерея удивила его своими размерами. Это был один из лучших образцов викторианского стиля — длинное помещение размером с бальный зал, с прозрачной закругленной крышей и копией фриза Парфенона в натуральную величину. Окон здесь не было. Полотна в позолоченных рамах висели на темно-бордовых стенах и размещались на специальных подставках в центре зала.
