— Нет, — покачал головой Даймонд, — я спрошу, не пользовались ли вы ею в понедельник вечером.
— Нет, конечно: у меня просрочены все платежи.
— А это может вас остановить?
Руперт пожал плечами. Полученное им воспитание заставляло его уклоняться от вопросов и лавировать в тех случаях, когда он не мог ответить прямо. Это был слабый человек, а Даймонд всегда легко загонял таких в ловушку, как только они начинали путаться в показаниях. Тем более что у него уже имелись судимости. И все-таки Руперт вызывал у него невольную симпатию, заставляя улыбаться даже в те моменты, когда откровенно вешал ему на уши лапшу. В его непринужденных отзывах «Ищейки» представали перед ним как живые. Даже жаль, что придется поступить с ним сурово.
— Ну хорошо, — сказал Даймонд. — Давайте поговорим о Сиде Тауэрсе.
— О нем много не скажешь, верно?
— Вы когда-нибудь виделись с ним за пределами церкви Св. Михаила?
— В смысле — в пабе после встречи?
— В смысле — где-нибудь вообще.
Руперт задумался, прикрыв глаза.
— На яхте Майло в прошлое Рождество. «Ищейки» устроили там вечеринку. Сид тоже был — пытался слиться с досками в каюте.
— А кроме этого?
— Не припомню.
— Может, он пытался как-нибудь с вами связаться? — спросил Даймонд. — Например, с помощью письма?
— Или по телефону, — добавила Джули.
— С какой стати? — Руперт подозрительно перевел взгляд с Даймонда на Джули. — У нас с ним не было ничего общего.
Даймонд больше не мог сдерживаться. Он тянул время, надеясь выжать из Руперта побольше, но пора было нанести удар. В его голосе появились жесткие нотки.
— Я стараюсь учитывать все возможности, мистер Дарби. Давайте смотреть на факты. Сид работал в службе безопасности. У них на всех есть досье. Я хочу знать, не пытался ли он вас шантажировать. Вымогать деньги в обмен на молчание о ваших тюремных сроках.
На щеке Руперта задергался мускул.
— Вряд ли вы хотели, чтобы ваши литературные друзья узнали о вашем криминальном прошлом, верно? — продолжал Даймонд. — Аферист и мошенник. Две отсидки. Масса других правонарушений, одно хуже другого. Сколько раз вас штрафовали за пьянство? А непристойное поведение? Вы что — эксгибиционист? Представляю, что бы сказала об этом мисс Чилмарк.
— Ничего бы не сказала. У нее бы снова началась гипервентиляция, — ответил Руперт, стараясь шуткой выиграть время. Минуту он молчал, собираясь с мыслями. — На самом деле, тогда я просто неудачно пошутил. Меня уже пятый раз привлекли к суду за пьянство и нарушение общественного порядка, причем все происходило двадцать третьего декабря. Когда судья содрал с меня штраф в пятьдесят фунтов, я спустил брюки и показал им зад, на котором была прилеплена бумажка с надписью: «Счастливого Рождества». Я снял ее с рождественского торта. Меня обвинили в пренебрежении к суду и непристойном поведении. «Поднимите брюки и повернитесь лицом к судье, мистер Дарби. Возможно, вы полагаете, что предпраздничный день заставит нас проявить снисходительность к вашему отвратительному поступку, но с законом не шутят. Вы будете оштрафованы на пятьдесят фунтов за пренебрежение к суду и привлечены к ответственности за непристойное поведение. Мы тоже желаем вам счастливого Рождества, а также, будем надеяться, и трезвого Нового года».
Даймонд не улыбнулся. Он был глубоко разочарован: после консультаций Джули с НКП он почти не сомневался, что Руперт Дарби у него в руках. Но версия о шантаже сдулась, как проколотый шар. Этот человек не был сексуальным извращенцем. Он был клоуном. Пара тюремных сроков за мелкое жульничество ничуть не беспокоила этого позера.
Даймонд повернулся к Джули и сказал, что они уходят.
На обратном пути они проходили по Брод-стрит мимо церкви Св. Михаила. Питер решил заглянуть в крипту.
— Посмотрим на место, где все это началось. Заодно можем прочесть молитву — похоже, это все, что нам осталось.
По утрам в подвале занималась дошкольная группа. При виде трехлетних малышей, возившихся с игрушечными паровозиками, трудно было поверить, что по вечерам тут обсуждались жуткие убийства. Воспитательница занималась какой-то плаксивой малышкой, которая не желала слезать с ее рук, поэтому Даймонд сам принялся наводить порядок с поездами и мальчишками. Джули не раз удивлялась, почему его грузная фигура и грубоватые манеры не отпугивают детей. Ей приходилось видеть, как перед этим человеком трепетали многие взрослые. Разгадка, вероятно, заключалась в том, что Даймонд не относился к детям свысока: он всегда серьезно их выслушивал и отвечал как равным. Однажды он рассказал ей, что у его жены, Стефани, было несколько выкидышей. Больше на эту тему они не говорили.
Когда порядок был восстановлен, они внимательно рассмотрели крипту. У дверей стояла вешалка со множеством крючков. Сейчас здесь висело пальто воспитательницы и детские курточки ее подопечных с привязанными к рукавам перчатками и рукавицами.
— Похоже, здесь Сид Тауэрс и подменил ключи Майло Моциона, — заметил Даймонд. — Выудил связку из кармана, снял с кольца оригинальный ключ и заменил его тем, что купил в «Фокстоне». Наверное, при этом он стоял спиной к сидевшим в комнате «Ищейкам», поэтому никто ничего не видел. Очень просто.
— Скромняга. Все его недооценивали.
— Кроме мудрого Джона Уигфула.
Джули улыбнулась:
— Это здорово бесит, правда?
Детектив кивнул:
— Но я сам виноват.
На Манверс-стрит Даймонда ждало сообщение с просьбой связаться с П. С. Хогартом.
— Кто это?
— Я думала, вы в курсе, — ответила принявшая звонок сотрудница. — Он вас знает.
— Откуда звонок?
— К сожалению, он не сказал.
— А по поводу чего?
— Он объяснил, что хочет поговорить с вами лично.
— Содержательная информация. Одно могу сказать точно — он не работает в моем отделе.
Джули тоже о нем никогда не слышала.
Через час П. С. Хогарт позвонил снова.
— Он сказал, что находится в Эйвонклифе, сэр, — доложила сотрудница.
— Эйвонклиф? Эйвонклиф? — Потом его осенило. — Господи. Это водолазы.
Глава 25
Джули, не поднимая головы, увидела, что рядом ней стоит мужчина в коричневом костюме и держит в руках поднос. Еще раньше по уверенной походке, которой он двигался в ее сторону, лавируя между столиками в полицейской столовой, она поняла, что он направляется к ней. Ее первым желанием было скрыться, но тогда пришлось бы отказаться от обеда. Хотя в это время суток Джули ела очень мало — перед ней стояли только йогурт и салат с тунцом, — ей все-таки нужно было подкрепиться, чтобы дотянуть до конца дня.
