Закончив с трапезой, я сбрасываю одноразовый поддон в урну и вытираю руки одноразовой салфеткой. Здесь руки не моют, берегут воду — этому я научился у афганцев.
Собираться мне — только подпоясаться, по факту я уже собрался — только пиджак накинуть. Изнутри на пиджак — нашита кобура, в нее я кладу Глок-17 и три магазина на другую сторону — чтобы уравновесить. Разрешения на него у меня нет — но есть деньги и фотография генерала афганской полиции с дарственной надписью. Здесь это проходит.
Кто я здесь? В фарсиязычном Кабуле я выдаю себя за фарсиязычного русского, уроженца Душанбе — вполне нормальная, приемлемая легенда, никто вопросов задавать не будет. Таджикский язык и язык фарси очень похожи, если знаешь один — без проблем объяснишься и на другом. Русских здесь помнят, причем в большинстве своем помнят добром, русских бизнесменов тут тоже достаточно — можно посмотреть на рейс Арианы из Москвы
[23], он всегда полный. Так что смысла выдавать себя за кого-то не русского я не вижу — спалиться можно на-раз.
Спускаюсь вниз. Лифта нет, но лестница тут — широкая как в Доме Советов. По пути здороваюсь с соседкой — она из какой-то гуманитарной организации, снимает тут жилье. Откуда я это знаю…, ну, заходил к ней пару раз. На чай. Гуманитарщица она скажем, так себе — так и не понял, что она тут нагуманитарила. Показывала она мне какие-то графики… большинство гуманитарных организаций на Западе существуют лишь для того, чтобы оправдывать собственное существование и создавать халявные рабочие места. А жертвуют в них для того, чтобы сократить налоги.
Выхожу на улицу. Несмотря на раннее утро — солнце старается, печет. Здесь все носят головные уборы — иначе нельзя, горы, солнце очень агрессивное. Сожжет кожу, будет рак.
Впрочем, от рака умереть тут мало кому грозит.
Мне надо попасть на станцию, на которой формируется конвой до Джелалабада — после того, как ушли американцы, пропасть без вести можно и на первой дороге. До станции можно доехать и по Теджикан-стрит
[24], то есть по объездной — но я выбираю путь через город. У меня там есть дела…
В нормальных городах обычно, чем ближе к центру, тем более цивилизованным и ухоженным выглядит город — но только не в Кабуле. В Кабуле все наоборот — модерновые окраины совмещаются с запущенным, местами откровенно опасным центром. Все дело в том, что в Афганистане центр мало восстанавливали, денег на это не было — просто оставили все как есть, и начали застраивать окраины. А про историческую реставрацию — тут и в жизни не слышали. Вдобавок — больше десяти лет в центре хозяйничали американцы, а надо быть полным идиотом, чтобы селиться в Афганистане рядом с американцами.
В итоге центр Кабула — выглядит так, как будто и не прошло сорок лет с тех времен, когда в Афганистане свершилась апрельская революция, и народ сам взял ответственность за свою судьбу. Грязная речка Кабулка — она настолько грязная, что рядом с ней неприятно находиться, не говоря уж о том, чтобы стирать в ней белье или пить воду даже после кипячения. Старомодные мосты — под каждым свалка и там ширяются наркоманы. Наркоманов кстати полно — и если раньше курили бесплатную здесь коноплю, то теперь в основном ширяются героином самого низкого качества. Наркоманы тусят под мостами и в заброшенных зданиях, колются этой ханкой, всем на них плевать. Большая часть неагрессивна, только просят милостыню — саадаку. Героин, который они колют, стоит столь дешево, что поданной милостыни хватает на очередной укол.
Другие обитатели центра — это афганское правительство. Или то, что тут считается таковым. О качестве афганского правительства говорит хотя бы тот факт, что на крайних президентских выборах голоса считали два месяца и страна чуть не раскололась. В конце концов — один из кандидатов стал президентом, другой — вице-президентом, а хлебные места для своих сторонников — они поделили поровну.
Афганские чиновники — ездят на бронированных американских джипах с полицейским эскортом, делают очень важный вид и не делают для страны ничего полезного. Коррупция здесь не преступление, для чиновника коррупция это смысл жизни. Расценки на те или иные услуги почти официальны, всем известно к кому надо подходить и с кем договариваться. От той же Украины местную ситуацию отличает одно — каждый чиновник, каким бы подонком он не был — он всегда остается частью семьи, клана, рода, племени. И он обязан помогать своим. Устраивая на работу, разрешая их дела, просто давая деньги. Если он не помогает своим, тем более, если он берет деньги со своих — он бинанга, подлец. Бинанга — «без родства». Здесь каждый помогает своим.
А Талибан…
Майванд кишит людьми, по обе стороны улицы — богатый, неспешный торг. Это уже не дуканы, это бутики, где продают Гуччи и Версачи, где за день переходит из рук в руки несколько килограммов золота. Здесь даже есть подпольная алмазная биржа, которую держат евреи. К евреям в Афганистане всегда относились хорошо, здесь никогда не было ни одного еврейского погрома…
Я притормаживаю на перекрестке — и тут же ко мне в машину садится человек. Я едва успеваю разблокировать дверь.
— Направо!
Это Дэн. Он отрастил бороду, на нем — смесь афганской и европейской национальной одежды, на плечах — платок дисмаль в цветах афганского флага. На голове паколь, причем не обычный каких полно на базарах продают — а свати. Он ровный, держит форму в отличие от обычных паколей которые на голове кажутся мятыми. Такие паколи шьют только в одном месте мира — в Пакистане, в долине Сват. А долина Сват — это место, куда никогда не осмеливался сунуться даже американский спецназ. Это как Панджшер, только еще хуже. Там может пропасть целый батальон…
— Хвоста нет?
— Нет.
За все время, пока я тут работаю, хвост был только один раз. Непонятно, то ли местные, то ли бандиты собрались меня похитить на выкуп. Я пожаловался офицеру полиции, с которым у меня теплые, бакшишные отношения — и больше хвоста этого я не видел. Может, просто проверяли.
Свои обязанности мы разделили. Дэн, используя свой статус советника, работает с Арбалетом и теми, кто стоит за ним. Я, используя свои возможности перемещаться по стране (стройматериалы продаю) — ищу контактов с афганскими группировками. Сегодня — если даст Аллах, я встречусь с представителем самой крупной из них — сетей Хаккани.
Дорога до Джелалабада
Сказал он: Так! Аллах творит, что желает. Когда Он решит какое-нибудь дело, то только скажет ему: "Будь!" — и оно бывает.
Коран
Дорогу до Джелалабада описывать смысла, в общем-то, нет — это первое национальное шоссе, лучшая дорога в Афганистане, находящаяся под постоянным контролем. Строили ее в основном американцы, потому качество хорошее. Бетонная лента — вьется между гор, вокруг — только горы, вся зеленка сведена, некоторые деревни отселены. Через каждую пару — тройку миль полицейский пост: афганцы на темно-зеленых пикапах Форд Рейнджер с пулеметами, сложенные из бетона блокпосты. По самой трассе движение не прекращается ни днем, ни ночью, старые Камазы еще ограниченного контингента — мирно соседствуют на трассе с Интерами афганской армии и бесчисленными дешевыми китайскими траками, перегруженными так, что непонятно, как они еще едут. Легкового транспорта немного, в основном дорогие джипы. Попадаются белые, бронированные автобусы Хундай, перевозящие строительных контракторов и еще хрен знает, кого. На транспортерах везут дорожную и строительную технику. Железной дороги в Афганистане нет (хотя вру, есть, проложили путь до Мазари-Шарифа) и потому все перевозки осуществляются автомобильным транспортом.
