На следующее утро, как обычно, Амет принес завтрак и свежие газеты в комнату Джоанны. Вдруг раздался телефонный звонок: это была секретарь директора канала. Не скрывая своего огорчения, она сообщила Джоанне, что Эбади захотела, чтобы у нее брала интервью Вилла Коллинз.
— Но разве она не в Соединенных Штатах? — спросила разочарованная Джоанна.
— Она приехала вчера вечером из Тегерана вместе с Эбади. Они вместе учились в Принстоне и с тех пор поддерживают отношения.
Джоанна была крайне огорчена провалом ее интервью с Эбади: было ли это связано с ее разрывом с Президентом? Очень не похоже на случайное совпадение. Джоанна набрала номер Марка, но его телефон был отключен: видимо, у него уже началась запись передачи. Потом набрала номер Мадлен и, взяв себя в руки, чтобы не выдать своей досады, спросила:
— Ты не можешь подсказать мне хорошего пластического хирурга?
— Тебе просто повезло! Сейчас в Париже Ханс Хофлинг, один из лучших хирургов в мире! У нас с ним встреча сегодня в пять. Хочешь, я перезвоню и узнаю, сможет ли он принять нас двоих?
Злость и разочарование Джоанны вмиг испарились. «К черту Виллу Коллинз, Эбади и всех остальных!» — подумала Джоанна и согласилась на предложение подруги.
Прослушала сообщения голосовой почты. Одно из них было от Президента: «Звоню тебе со вчерашнего дня. Как ты? Позвони мне». Джоанна набрала номер Президента.
— Где ты? — спросила она.
— Я еще дома. Жена плохо себя чувствует, жду доктора.
— Я бы хотела с тобой увидеться. Может, приедешь ко мне вечером, вместе поужинаем?
— С удовольствием, но у меня много дел. Постараюсь заскочить к тебе около десяти вечера.
Джоанна хотела было ответить грубостью и бросить трубку, но вспомнила об одолжении, которое ей обещал сделать Президент — организовать в Нью-Йорке встречу с директором канала NCC, и поэтому смиренным голосом ответила:
— Хорошо, я буду тебя ждать.
13
Профессор Хофлинг раз в месяц приезжал в Париж и принимал клиентов в своей небольшой частной клинике. Приемная отвечала всем требованиям конфиденциальности: разделенная на несколько маленьких комнат с отдельными входами и выходами, она исключала всякую возможность встречи пациентов друг с другом.
Мадлен сразу приняли, а Джоанне предложили подождать и тем временем заполнить анкету. Прождав полчаса, Джоанна забеспокоилась, примут ли ее сегодня, но медсестра заверила, что профессор, несмотря на свой плотный график, обязательно уделит ей внимание. И действительно, через пару минут из двери соседней комнаты появилась довольная Мадлен и суетливо замахала руками, зазывая ее вовнутрь.
Элегантный, весь в белом, у стола восседал профессор Хофлинг. Он встал, поприветствовал Джоанну, пригласил присесть. Это был интересный мужчина неопределенного возраста, вероятно, лет пятидесяти — шестидесяти. Стройный, высокий, загоревший, с идеально гладким лицом и белоснежными зубами, он сам был лучшим образцом чудес пластической хирургии. Мадлен рассказывала, что Хофлинг ревностно скрывает свой возраст, но поговаривают, что ему около семидесяти.
Врач пристально посмотрел в глаза своей потенциальной пациентки, словно пытаясь угадать, что ее привело сюда — простое желание перемен или серьезные психологические проблемы. Потом внимательно изучил анкету Джоанны. Чтобы преодолеть неловкое молчание, женщина зажгла сигарету.
— Вы знаете, вам не следовало бы курить, — отцовским тоном заметил врач. — Имейте в виду, если вы решитесь на операцию, первое, от чего вы должны будете отказаться, — это сигареты.
Зазвонил телефон. Секретарь доложила, что из Лос-Анджелеса звонит недавно прооперированная пациентка. Профессор, извинившись, ответил на звонок и попросил секретаря ни с кем его не соединять, пока он ведет прием. Далее Джоанне было предложено ответить на целую серию вопросов, ответы на которые Хофлинг записал в отдельный блокнот. Отложив бумаги в сторону, профессор посмотрел в глаза своей пациентки и прямо спросил:
— Какова настоящая причина того, что вы, молодая, красивая, известная женщина, решили подвергнуть себя пластической операции?
— Я хочу быть моложе и красивее, — ответила суховатым голосом Джоанна, слегка оскорбленная прямым вопросом врача.
— Я задаю этот вопрос не для того, чтобы вас обидеть, — как будто читая ее мысли, продолжал Хофлинг, — мне необходимо понять внутреннее состояние моих пациентов, их психологический настрой. Я должен знать причину, которая привела вас сюда.
Джоанна потушила сигарету с особой тщательностью, казалось, ей доставляло особенное удовольствие смять, раздавить что-нибудь, попавшееся под руку. Подняла глаза и сказала тоном, не терпящим возражений:
— Осмотрите меня и скажите, что нужно сделать, чтобы улучшить мой внешний вид.
— Пройдите в соседнюю комнату и полностью разденьтесь.
Джоанна резко поднялась и решительно направилась в раздевалку. Снимая с себя одежду, она испытывала двоякое чувство: с одной стороны, неловкость — предстать в голом виде перед совершенно незнакомым мужчиной, с другой — хотелось послать к чертям врача, который, вместо того чтобы рассматривать ее морщины, пытается строить из себя психолога.
В таком состоянии она вернулась в кабинет. Наготу прикрывали только тоненькие стринги и руки, за которыми Джоанна стыдливо прятала грудь. Профессор предложил сначала стать на весы. Измерил вес, рост и результаты вписал в персональный блокнот. Далее попросил стать посреди комнаты под яркий свет лампы и сделал множество фотографий. После нескольких минут такой необычной фотосессии наконец-то позволил Джоанне одеться.
— Скажите мне откровенно, можно что-нибудь сделать, чтобы я лучше выглядела? — спросила Джоанна, войдя в кабинет, где профессор обрабатывал ее фотографии на компьютере.
— Сначала присядьте, расслабьтесь, можете даже закурить.
Уверенность в правильности своего решения росла, и Джоанне не терпелось как можно быстрее приступить к делу.
Хофлинг продемонстрировал несколько фотографий, которые безжалостно обнажали некоторые проблемные места на лице, груди, ногах Джоанны. Морщины под глазами, слегка намечающийся второй подбородок, грудь, потерявшая былую упругость — все это привело Джоанну в ужас.
— Даже не думала, что дошла до такого печального состояния. Что делать, доктор? Я готова на все.
Хофлинг еще раз окинул профессиональным взглядом свою пациентку и сказал:
