Как когда-то Франсуа не хотелось ехать в Испанию, так теперь он не испытывал восторга при мысли о поездке в Польшу. Но он был согласен с королевой: пригляд герцогу Анжуйскому был необходим. Другое дело, что барон вряд ли мог быть лучшим советчиком для Генриха, который недолюбливал его еще со времен гибели старшего принца Конде. Однако просьба Екатерины была равносильна приказу, и Франсуа, не споря, согласился.
* * *
Летом в Париж прибыло торжественное посольство из Польши. Две с половиной сотни дворян во главе с гетманом литовским Кшиштофом Радзивиллом и епископом Познани Адамом Конарским были приняты со всевозможными почестями. Целью посольства было официально уведомить герцога Анжуйского об избрании его королем польским и Великим князем Литовским, получить его подпись на выработанных сеймом документах, заручиться согласием жениться на сестре покойного короля Анне Ягеллон и сопроводить нового монарха в Краков.
После многочисленных пышных церемоний пришла пора подписывать артикулы и Pacta conventa – документы, содержащие обязательства короля перед польской шляхтой. Высокий худой вельможа с длинной бородой, Анджей Ваповский, с поклоном протянул избранному королю бумаги.
Генрих, который раньше не потрудился изучить их, сейчас с ужасом обнаружил, что власть монарха в Польше ограничена насколько возможно: он не мог передать власть по наследству, во всех важных делах должен был советоваться с сеймом, не имел права по своей воле начинать войну, заключать мир. Кроме того, с согласия Карла, новоизбранный король принял на себя множество обязательств: погасить долги предыдущего монарха, жениться на его сестре Анне Ягеллон, обеспечить обучение молодых польских шляхтичей в Париже, построить флот на Балтийском море и выставить войска против Московии, где властвовал деспотичный царь Иоанн и с которой Речь Посполита давно вела войну.
Все эти условия шокировали герцога Анжуйского, воспитанного во Франции, которая уверенно шла к абсолютизму. Поначалу он даже пытался возражать, но после долгих проволочек все же подписал оба документа. Когда все формальности были согласованы, во Дворце Правосудия в присутствии тысяч гостей Генриху торжественно вручили указ о его избрании. Новый монарх принес присягу и был провозглашен королем польским и Великим князем Литовским.
Франсуа видел, что герцог Анжуйский уже жалеет о решении стать монархом Речи Посполитой и старается оттянуть свой отъезд. Тому было несколько причин. На юного принца произвел тяжелое впечатление вид членов посольства, столь непохожих на французов. Поляки одевались в длинные сюртуки, перепоясанные кушаками и называемые жупанами, поверх которых носили кунтуш – кафтан с прорезными рукавами. Послы имели необычные для Парижа стрижки, многие были бриты наголо, а у некоторых на лысой голове впереди красовался длинный чуб. Рядом с утонченными местными вельможами они смотрелись словно варвары среди древних римлян. Генрих понимал, что сколь непохожи гости на его придворное окружение, столь же отличен уклад жизни в Польше от французского, и это пугало его.
Еще одной причиной, по которой Генрих стремился возможно дольше остаться в Париже, было все ухудшающееся здоровье его старшего брата, короля Карла. У того не было сыновей, и в случае его смерти – а она явно была не за горами – власть во Франции переходила к герцогу Анжуйскому. И, конечно, в глазах Генриха корона польская не стоила короны французской.
На одном из приемов к Франсуа подошел тот самый длиннобородый вельможа, который вручал Генриху артикулы, и, поклонившись, поинтересовался на чистейшем французском:
– Вы ведь барон де Романьяк, не так ли?
– Совершенно верно, сударь.
– Сдается мне, мы родственники, – улыбнулся бородач. – Ваша супруга, Анна де Вре, приходилась мне племянницей.
Франсуа с удивлением воззрился на поляка. Ну конечно, как он сам не догадался! Ведь ему говорили, что фамилия этого вельможи – Ваповский! Барон шагнул к новоявленному родичу и обнял его.
– Я очень рад, – искренне сказал он.
Время шло, все формальности были улажены, и шляхтичи все настойчивее призывали короля отправиться в Польшу. Наконец в ноябре огромный кортеж двинулся в Краков. Екатерина сопровождала любимого сына до границ Франции.
Франсуа ехал верхом, и мысли его были полны уныния: «Сколько времени придется мне провести в Польше? Вероятно, долго. Я, может быть, навсегда покидаю Францию, всю жизнь проведя при дворе, – и чего я добился? У меня была власть, было положение, была земля, но все это осталось там… Имей я семью и наследников, я мог бы хорошо пристроить их, как это делают многие, тот же сеньор Гонди, к примеру. Его сын благодаря выгодной женитьбе теперь герцог де Рец, вон он скачет чуть позади Генриха. Да разве мое положение было хуже, чем Антонио Гонди? Нет, гораздо лучше, я просто не сумел его сохранить. Теперь я еду в бессрочную ссылку и, очень возможно, в Романьяк уже не вернусь».
Первая большая остановка была в Меце, где Генрих Анжуйский завел роман с Луизой Лотарингской. Поляки торопили его с отъездом, Франсуа и Альберт де Гонди соглашались с ними, но Генрих, увлеченный новой пассией, все медлил. Прошло несколько недель, прежде чем они покинули Лотарингию. Екатерина, вытирая слезы, в последний раз обняла и перекрестила любимого сына. Когда Франсуа подошел, чтобы попрощаться с ней, она наклонилась к «кузену» и прошептала:
– Молю вас, дорогой брат, берегите его! Я потеряла уже половину своих детей, Карл тяжело болен, и я не переживу, если что-то случится и с Генрихом.
– Будьте покойны, сударыня, я присмотрю за королем. – Франсуа поклонился Екатерине и отвернулся, чтобы она не увидела слез на его глазах.
* * *
Проехав через земли Священной Римской империи, кортеж к концу января наконец прибыл в Краков.
По дороге Франсуа свел знакомство почти со всеми членами польского посольства. Он увидел, что они – люди умные и образованные, все знали латынь, каждый второй говорил по-французски. Поляки, в свою очередь, сочли его мудрым и дипломатичным, и «дядюшка» короля пользовался среди них большим уважением.
Конечно, больше других Франсуа сблизился со своим новым родственником, Анджеем Ваповским. Потомок знатной фамилии, Анджей был членом сейма и каштеляном города Пшемысля. В Польше, разделенной на воеводства, каштелян был вторым по значимости человеком после местного воеводы. Лет сорока пяти, высокий и сухопарый, пан Ваповский держался с большим достоинством. Глаза его светились умом, проницательностью и добротой. Франсуа еще в Париже проникся к нему симпатией, а пока они добирались до Кракова, между ними возникла настоящая дружба.
День за днем они ехали друг подле друга, и Анджей рассказывал Франсуа об истории Польши, о нравах, обычаях и привычках поляков.
– Вашему королю, пан барон, следует быть готовым к тому, что у нас все не так, как во Франции. Шляхтичи у нас имеют множество вольностей. Король для нас скорее партнер, чем правитель. Он является одной из трех ветвей власти, две другие – это сенат и Посольская изба, все вместе они составляют сейм. Обширные привилегии шляхты сложились исторически. Мы сами избираем короля, имеем право на рокош – законное восстание против правителя, который не исполняет своих обязательств, каждому члену сейма гарантировано право на liberum veto.
