Эта беседа навела Франсуа на интересные мысли. Он понял, что, с умом взявшись за дело, сможет рассчитаться с убийцей Анджея. И решил прибегнуть к многократно испытанному средству – слухам.
Общаясь при дворе с магнатами, он исподволь заводил такой разговор:
– Слыхали вы, пан Язловецкий, что говорили давеча на ужине у каштеляна? Будто бы составляется какой-то заговор против короля. И вроде их вожак сохраняет инкогнито.
– Скажу вам по секрету, граф: ходят упорные слухи о каком-то то ли заговоре, то ли тайном обществе, имеющем целью свержение Батория. Но даже члены этого общества не знают, кто у них главный.
– Представьте, дорогой пан Янек, я тоже слышал, что магнаты готовят мятеж. Вот только кто этим руководит, держится в строжайшей тайне.
Двум-трем вельможам, особенно недовольным королем, Франсуа высказал свои «предположения»:
– Уверен, во главе заговора стоит известная личность, сударь. Вроде кого-нибудь из братьев Зборовских. Они ненавидят короля и гетмана Замойского.
– Это, конечно, только догадка, пан Милош, но мне думается, что мятеж возглавит Самуил Зборовский. Не зря же он подался в Запорожскую Сечь, видно, хочет привлечь казаков.
Вельможи передавали эту «новость» друг другу, каждый раз добавляя что-то от себя, и через несколько недель вся шляхта знала, что Самуил Зборовский собирает недовольных королем магнатов, чтобы отобрать у него власть.
А Франсуа меж тем не унимался:
– На днях один мой приятель рассказывал, что его друг написал пану Самуилу о своем желании участвовать в мятеже. И представьте, пан Станислав, тот его с радостью включил в число заговорщиков.
– Говорят, пан Радзивилл, что уже несколько человек списались со Зборовским об этом деле.
И полетели письма. Самуил, до которого дошло известие, что он якобы возглавляет какой-то заговор, за несколько месяцев получил два десятка предложений от потенциальных участников. «А почему бы и нет?» – подумалось ему. В тот момент он готовился выступить в поход на Молдавское княжество, чтобы захватить престол господаря. «Если не получится – пойду на Польшу. В конце концов, приверженцы у меня уже есть!»
В марте 1584 года в Краков пришла весть о смерти царя Московии Иоанна. У него осталось два сына, Федор, ставший новым царем, и двухлетний Димитрий. Стефан Баторий радостно потирал руки: с Федором, известным своей кротостью и благочестием, договориться будет намного проще.
Все шло, как предполагал Франсуа. После провала Молдавского похода Зборовский озаботился организацией заговора против Стефана Батория. Он велел своим братьям Анджею и Кшиштофу снестись с царем Московии и императором Священной Римской империи, а сам с частью войска отправился в Польшу. Романьяк его разгадал: темпераментный и надменный Зборовский даже не скрывал, что идет на Краков, и похвалялся сместить Батория и Замойского.
Франсуа решил, что настало время разоблачить недруга перед королем, но тут вмешался непредвиденный случай. Один из лучших лютнистов Польши, Войцех Длугорай, служил в то время у Анджея Зборовского. Однажды магнат оскорбил музыканта, и Войцех, решив отомстить, выкрал несколько писем, в которых Самуил описывал братьям детали заговора, и переслал их Великому гетману коронному. Ну а тот, конечно, показал их Баторию.
Разгневанный Стефан, до которого слухи о заговоре доходили уже давно, приказал Замойскому арестовать бунтовщика. Но, поскольку король польский не имел полномочий казнить подданного за еще не случившийся мятеж, он велел как повод использовать давнее дело об убийстве Анджея Ваповского.
Как только Самуил со своим войском вступил в Малопольское воеводство, его тут же арестовали посланники Великого гетмана. Они тайно схватили смутьяна и доставили в Вавельский замок. Здесь его заперли до вынесения королем приговора. Баторий объявил, что бунтовщик будет казнен, и добавил с усмешкой:
– Мертвая собака не укусит.
Франсуа торжествовал. Наконец-то свершилось! Два года он распускал дурацкие слухи, и его план сработал! Причем обезглавлен магнат будет не за какой-то мятеж, а пусть формально, но все же за убийство Анджея. Горячий нрав, из-за которого когда-то погиб его друг, теперь погубил и самого Зборовского.
На 26 мая 1584 года была назначена казнь. Франсуа присутствовал при ней, стоя в первом ряду и незаметно улыбаясь в пышные, по польской моде, усы. Злодея раздели до жупана и вывели на специально построенный высокий помост. Ксендз наскоро отчитал молитву и исчез, а вместо него появился палач – огромный детина в ярко-красном плаще с капюшоном и в маске – и указал приговоренному на плаху.
Франсуа в последний раз вгляделся в лицо ненавистного шляхтича, рассчитывая увидеть в его глазах страх. Но страха не было; Зборовский оглядел собравшуюся толпу надменным взглядом и шагнул к плахе. Презрительно усмехнувшись, он встал на колени и положил на нее голову. Романьяк не отрываясь смотрел на него, чтобы собственными глазами увидеть, как убийца его друга расстанется с жизнью.
Палач, потоптавшись рядом с Самуилом, по знаку распорядителя взмахнул огромным топором. Толпа дружно вскрикнула. В ту же секунду отрубленная голова свалилась с плахи и, кувыркаясь и подпрыгивая, покатилась по помосту. Кровь из нее хлестала во все стороны, и Франсуа, стоявший на полшага впереди других, почувствовал, как тысячи брызг упали на его лицо и одежду. Пару секунд спустя голова замерла напротив барона, и выпученные мертвые глаза уставились на него, словно обличая виновного.
Романьяк почувствовал приступ дурноты. Содрогаясь от омерзения, он зажал рот рукой и стал протискиваться сквозь толпу.
* * *
Франсуа остался при дворе. Теперь уже ничто не мешало ему со спокойной совестью служить королю. Он был стар и мудр, часто давал толковые советы и вскоре стал для Батория почти другом.
Поскольку король и многие его соотечественники-придворные плохо говорили по-польски, Франсуа захотелось выучить венгерский. Это было несложно, ему доводилось регулярно общаться со множеством венгров.
Все чаще Франсуа задумывался о том, что будет делать, когда придет его время умирать. Ему было уже под семьдесят, что в то время считалось почти долгожительством. «Смогу ли я хладнокровно забрать чью-то жизнь, чтобы продлить свою?» – спрашивал себя барон. Но в глубине души он уже знал ответ.
Однако первым смерть подстерегла Стефана Батория. В начале декабря 1586 года, находясь в своем замке в Гродно, король неожиданно занемог и через неделю умер. Для Франсуа, Яна Замойского, да и многих других придворных кончина правителя стала большим ударом. Медики сделали вскрытие, но ничего конкретного, кроме того, что у Батория были увеличены почки, сказать не смогли.
Пошли слухи об отравлении. Романьяк вспомнил, что незадолго до болезни короля в Гродно гостил Станислав Стадницкий, приходившийся казненному Самуилу Зборовскому племянником. Барон не сомневался: пан Станислав причастен к смерти Батория. Он поделился своими подозрениями с гетманом, тот дал приказ арестовать Стадницкого для дознания, но его уже и след простыл.
