– Далеко это?
– И сотни верст не будет, дня за два доберетесь.
– Ты уверен, братец, что мальчишка в безопасности? Не ищут ли его уже?
– Не тревожься, Михаил, ничто на это не указывает. А даже если б искали, то зря, что ли, ты через Тверь такой крюк давал? Подумают, что Димитрия вывезли в Валаам аль в Ладогу, чтоб укрыть в одном из тамошних монастырей.
– Добро, с Божьей помощью все сделаю как надо. Будешь в Москве, кланяйся нашим.
Они еще немного поговорили о каких-то домашних делах и начали прощаться. Димитрий, переступая по бревну, вернулся к своей комнате, залез в окно и юркнул в постель. Кучер еще не появился, и это его обрадовало: нужно было многое обдумать в тишине.
«Кое-что проясняется, – размышлял он, – похоже, мне в будущем причитается какое-то наследство, а некий Василий сам на него метит и потому за мной охотится. Гость этот, Федор, явно брат моего Михаила Никитича. И оба они в сговоре против таинственного Василия, хотят мне помочь и спрятать меня от него. Есть еще какой-то Щелкалов, он тоже на их стороне. Договорился, чтобы меня укрыли в монастыре. Но кто же они и почему хотят меня спасти? Надеются себе что-то урвать? А может, друзья моего отца? Видимо, уже покойного, раз наследством сейчас владеет мой старший брат. А Василий и этот, как его… Борис… они, похоже, наши родственники. Да, вроде бы все складывается… А наследство-то явно не маленькое, раз из-за него поднялась такая кутерьма».
Скрипнула дверь, и вошел Прохор. Внимательно посмотрев на Димитрия, он закрыл окно, потушил свечу и лег на широкой лавке у двери.
* * *
Наутро чуть свет они двинулись в путь. Димитрий угрюмо смотрел на проплывающие мимо леса и поля. От его вчерашней эйфории не осталось и следа. Да, он спасся, но при этом потерял свою жизнь, и теперь его ждет монашеская келья в чужой, пугающей стране.
– Что это ты, батюшка мой, все молчишь? Как того поляка нашел, так с тех пор слова не сказал.
На глаза Димитрия навернулись слезы.
– Почем ты знаешь, что он поляк? – прошептал он, стараясь подражать русскому произношению.
– Так по одежде видать. Не о чем, право, убиваться. Уж не захворал ли ты?
– Нет, просто грустно.
– Ну-ну, – Михаил погладил его по голове, – не плачь. Вестимо, без матушки остаться тяжко, да и дядьев своих, сказывают, ты любишь. Ничего, Бог даст, еще свидитесь.
Решив, что это хорошая возможность что-то разузнать, Димитрий всхлипнул и спросил:
– Когда?
– Да кто ж его знает, – вздохнул Михаил Никитич, – то одному Господу ведомо. Но ведь ты уже не маленький, скоро девять годков тебе минет. Так что не плачь, молись и жди. А за того поляка не тревожься, я в приказную избу весть о нем послал, заберут его да похоронят по-христиански. А ежели какой посол аль гость из Речи Посполитой сейчас в Смоленске есть, так ему отдадут, чтоб туда отвез. В родной землице небось лежать-то покойнее.
Димитрий был разочарован: узнать удалось немного. Значит, ему сейчас восемь лет, у него есть мать, с которой он вынужден был расстаться, и дядья, видимо, те самые Василий и Борис, о которых вчера говорили братья Никитичи. «Надо попробовать еще что-нибудь выяснить».
– А сейчас куда мы едем?
– В Ростиславль, к отцу Афанасию. Поживешь покамест в монастыре, а там видно будет.
– А ты со мной останешься?
– Нет, батюшка мой, не серчай. В Москву мне надо. Прохор с тобой останется.
Заночевали в Ямполье, а к вечеру следующего дня прибыли в Ростиславль. Ильинский монастырь находился внутри крепостной стены, почти в центре города. За частоколом стояло несколько деревянных храмов, часовня, длинное бревенчатое здание, в котором размещались кельи, трапезная и домик настоятеля. При обители был довольно большой сад, а в дальнем конце двора возвышались кресты монастырского кладбища.
Оставив Димитрия ожидать в подводе, Михаил прошел через резные ворота и скрылся в доме отца Афанасия. Через полчаса он вернулся в сопровождении юноши лет шестнадцати в длинной серой рясе.
– Обо всем договорено. Иди, батюшка мой, служка тебя проводит. А ты, Прохор, отнеси вещи, а сам будешь жить во-он в том доме вместе с другими трудниками.
Михаил наклонился к самому уху мальчика и прошептал:
– Не забудь же, ты Ивашка, сын Прохоров. Обо всем остальном ни-ни. Я или кто-то из моих братьев дадим знать, когда тебе можно будет объявиться.
Он ласково погладил ребенка по голове и на прощание перекрестил его.
– Ну храни тебя Господь, чадо.
Вслед за служкой Димитрий поплелся к резным воротам.
* * *
И началась монастырская жизнь. Сам настоятель Афанасий поговорил с мальчиком, рассказал ему о правилах обители и об обязанностях Димитрия. В них прежде всего входило присутствие на службах, обучение чтению и письму на старославянском языке, а также помощь в хозяйственных делах.
Прохор, представлявшийся его отцом, работал при монастыре, а на деле, как понимал Димитрий, охранял его. Но пока ничто ему не угрожало. Дни, заполненные однообразным трудом, наводили на мальчика скуку, он ждал каких-то событий, которые пролили бы свет на заговор, сложившийся вокруг него.
Однажды Димитрий осторожно попытался выяснить у «отца» подробности своего происхождения, но вскоре понял, что мужичок и сам немного знает. Прохор рассказал, что жил в селе Измайлово Московского уезда и был крепостным Федора Никитича. В начале мая 1591 года барин велел везти его в Ярославль, где он и его младшие братья несколько дней жили на подворье какого-то боярина.
– А вскоре и тебя, батюшка, привез туда Михайло Никитич.
– Что же дальше? – нетерпеливо спросил Димитрий.
– Так дальше ты знаешь, – удивился Прохор. – Барин своего мальчика-поваренка Богдашку, тебя и двух братьев своих, Михайло и Александра Никитичей, в Тверь отправил. А там мы и разделились, Александр Никитич с Богдашкой на север вроде подались, а мы втроем сюда вот.
Димитрий задумался: «Непонятно».
– А сколько всего братьев у твоего барина, Прохор?
– Да, почитай, с десяток их в семье. Две или три девицы, остальные все братья.
– А фамилия их как?
– Христос с тобой, неужто забыл? Романовы они.
Ночью, лежа в своей крошечной келье, Димитрий размышлял об услышанном. «Получается, дело было в Ярославле. Романовы… где-то я слышал эту фамилию. Значит, они люди известные. Нет, не купцы, как я раньше думал, а знатные господа, крепостных имеют. И они узнали, что мой дядя по имени Василий собирается оттяпать мое наследство. А как именно? Убить меня хочет? Что ж, это вполне вероятно, нравы тут дикие, а за хороший куш и во Франции угробить могут… При этом вину он хочет свалить на другого моего дядю, Бориса. И тогда братья Романовы похищают меня и прячут в этом монастыре. Зачем? Не проще ли было рассказать все старшему брату? И почему такая возня за наследство, если он жив? Может, он при смерти? Да, вероятно, иначе все это не имело бы смысла. Итак, мой старший брат умирает, а я единственный наследник. Судя по тому, сколько вовлечено народу, отец наш богат, а то, что моим спасением занимаются Романовы, показывает, что он еще и знатен. Что ж, неплохо. Но при чем здесь поваренок Богдашка?»
