В восемь утра началось торжественное шествие торговцев углем и дровами – поставщиков топлива для костра. За ними шли монахи-доминиканцы, во главе которых священник нес большой белый крест. Позади них в сопровождении стражи шагал бледный мальчишка в холщовой рубахе до пят, с веревкой на шее. Ему сунули факел, и он неловко держал его в дрожащей руке.
Пройдя через весь город, процессия наконец прибыла на площадь. Посреди нее возвышался столб, вокруг которого были навалены дрова для костра. Тем, кто смотрел с балконов, было видно, что дрова уложены не абы как, а в форме креста. С двух сторон площади, рядом с Кафедральным собором и домом архиепископа, были воздвигнуты трибуны. На одной из них под белым балдахином восседал Великий инквизитор рядом с прелатами и священниками, на другой – королева в сопровождении Франсуа и других знатных вельмож, пожелавших посетить аутодафе.
Шевалье с болью смотрел на мальчика в длинной холщовой рубахе. «Ему же только одиннадцать! Столько же было Бланке, когда я впервые ее увидел… Какие ж должны быть прегрешения, чтобы сжечь такого маленького?!» Чем дольше Франсуа смотрел на Франциско Солано, тем отчетливее понимал, что просто обязан его спасти.
Пространство шагов на десять вокруг будущего костра было огорожено горящими факелами, вся остальная часть площади и даже прилегающие улицы были запружены жителями Толедо и окрестных деревень. Людям нравились жестокие зрелища, и они предвкушали немалое удовольствие. Но, кроме обычного развлечения, в этот раз зрители ожидали еще и чуда, о котором так много слухов ходило в последнее время. Ведь ребенку, которого должны сжечь, как раз одиннадцать, как и говорилось в манускрипте!
Франсуа наклонился к королеве и тихо спросил:
– Слыхали ли вы, дорогая племянница, что говорят о сегодняшней казни?
Та удивленно посмотрела на него:
– Нет, не слышала. Что же говорят?
– Ходят слухи, будто бы жгут невинного, но Господь наш даст знак, чтобы спасти его.
– Что ж, посмотрим. – Королева недоверчиво покачала головой и устремила взгляд на приговоренного.
Несчастного мальчишку поставили на колени в центре площади. Распорядитель с помоста простер руки над толпой, призывая зрителей к молчанию. Гомон быстро стих, и воцарилась тишина.
Со своего места поднялся епископ толедский Бартоломе Карранза и, откашлявшись, начал читать проповедь. Все время, пока она длилась, Франсуа молился, повторяя одну фразу: «Господи, прошу тебя, только бы он не ошибся!» Романьяк в нетерпении поглядывал ввысь, но пока ничто не намекало на то, что его плану суждено осуществиться.
В первых рядах зрителей он заметил дона Родриго. Хотя тот искренне любил Франциско Солано, но держался стойко: Франсуа предупредил друга, что спасение может подоспеть лишь в последний момент.
Священники, до которых тоже дошел необычный слух, с пониманием косились на взволнованную толпу и украдкой озирались, надеясь увидеть обещанный знак. Они, конечно, не сомневались в справедливости обвинения, но вдруг?
Церемония шла своим чередом. После проповеди последовала общая молитва. Каждые несколько фраз она прерывалась возгласом: «Помолимся за заблудшую душу его». Зрители рассеянно крестились и пристально вглядывались в лицо мальчика. Тут и там в толпе слышался шепот: «Где же знак?» Напряжение нарастало. Франсуа ежеминутно смотрел на небо.
Молитва закончилась, и толпа загомонила. Мальчик, стоящий на коленях посреди площади, вдруг поднял голову и бесстрашно взглянул в глаза судьям. Сам Великий инквизитор поднялся со своего трона и трижды задал вопрос Франциско Солано:
– Отрекаешься ли ты от ереси своей и раскаиваешься ли в ней?
И трижды вся площадь услышала его ответ:
– Я не виновен!
Дон Фернандо стукнул посохом и провозгласил:
– Тебя ждет очищение!
Над площадью повисла тишина. Казалось, зрители даже не дышали, чтобы не нарушить торжественности момента. Церковный глашатай, развернув длинный свиток, начал зачитывать приговор.
Франсуа не слушал, он уже неотрывно смотрел на солнце. Ну когда же, когда?
– …высказывался против того, что устанавливает Священное Писание и Евангельский закон… – торжественно звучал голос глашатая.
«Что это? Мне показалось или край солнечного диска слегка ущербен?»
– …возносил молитвы, противные нашей святой католической вере и каноническим законам…
Шевалье, ослепленный непрерывным разглядыванием светила, уже ничего не мог толком увидеть.
– …и не пожелал отречься от своих еретических заблуждений…
«Да что же это такое?! Неужели он ошибся?!»
– …приговаривается к священному акту веры! – закончил глашатай.
Снова поднялся Великий инквизитор и, трижды стукнув посохом, воскликнул:
– Да будет душа твоя очищена!
Люди на площади слабо ахнули и затихли. Два стражника подхватили Франциско и поволокли к столбу. Он не сопротивлялся и в полной тишине поднялся по приставленной лестнице на маленькую площадку у столба. Казалось, чем ближе страшная развязка, тем больше достоинства проявлялось в этом мальчике.
Франсуа был в отчаянии. Уже совершенно ослепленный, он упрямо пытался разглядеть что-то на солнечном диске. Зрители растерянно переглядывались – где же знак?! Стражники между тем привязали приговоренного и, взяв по факелу, направились к костру. Хоть мальчик и держался необыкновенно стойко, но теперь на лице его словно была надета маска ужаса. Женщины в толпе тихо плакали.
Франсуа кинул взгляд на дона Родриго: по щекам его катились слезы. В последней попытке спасти мальчишку Романьяк наклонился к королеве:
– Сеньора, мне чудится или солнце превращается в лунный серп?
Донья Изабелла подняла глаза к небу. Одновременно стражники, подойдя к столбу, наклонились, чтобы поджечь дрова. Что же делать?! Франсуа в отчаянии вскочил и крикнул:
– Стойте!
Стражники замерли и повернулись к нему. Великий инквизитор и все священники тоже дружно воззрились на Франсуа. Он стоял ни жив ни мертв и лихорадочно придумывал, что бы сказать. И в этот момент королева подняла руку, и в тишине раздался ее удивленный возглас:
– Знак!
Все разом посмотрели ввысь, и над толпой волной пронеслось: «Знак… знак… знак!» Люди как завороженные стояли и смотрели на солнце, на ярком диске которого отчетливо выделялась все увеличивающаяся выемка. Франсуа бессильно опустился на скамью.
Священники растерянно переглядывались. Вдруг среди напряженно молчащих людей кто-то крикнул:
– Святого казнят!
Толпа вздрогнула и зашевелилась. Послышались возмущенные возгласы, зрители зашумели. Распорядитель вскочил и снова простер руки над головами:
– Ти-ихо!
Франсуа взглянул вверх – от солнца остался лишь тоненький серп.
