Коридорчик был узкий, но довольно высокий, и Франсуа мог идти, не нагибаясь. Он внимательно разглядывал стены, чтобы понять, нет ли какого-нибудь бокового прохода или ответвления, но ничего подобного не встречалось. Каменные стены были слегка влажными, пол скользким, с небольшим подъемом, однако обвалов, чего больше всего опасался Франсуа, не было – тамплиеры строили на совесть. Он шел не меньше часа, и наконец ему показалось, что стало немного светлее. Пройдя еще сотню шагов, он уперся в решетчатую железную дверь с висящим на цепи огромным замком. Сломать его не было никакой возможности. Франсуа бился с ним минут пятнадцать, пока в голову не пришла простая мысль: ключ. Он достал крест, сунул его в замочную скважину и повернул. Раздался щелчок. Романьяк со вздохом облегчения снял замок, скрутил цепь, и дверь со скрипом открылась. Франсуа вышел, с интересом оглядываясь. Он находился в небольшой пещере, из дальнего конца которой шел рассеянный свет. Шевалье поспешил туда, пара поворотов, и он оказался в небольшой пещерке с узким выходом. Франсуа подошел к нему и, загасив факел, выглянул наружу. Вокруг были холмы с редкими деревьями, вниз шла еле заметная тропка.
Выбравшись, Франсуа с четверть часа спускался вниз с пологого холма, пока не наткнулся на деревушку, где ему объяснили, что Мадрид находится в часе ходьбы на восток. К вечеру, уставший и измученный, шевалье добрался до своих покоев в Алькасаре и в изнеможении повалился на кровать.
* * *
Франсуа шел по коридору дворца, когда его догнала одна из фрейлин королевы, донья Каталина.
– Что, дон Франциско, тоже идете в Полуденную галерею?
– Нет, сеньора, – с поклоном ответил он, – а что там интересного?
– Купцы из Севильи привезли какие-то дивные товары.
– Что ж, тогда я с удовольствием взгляну.
Добравшись до Полуденной галереи, он обнаружил, что там уже столпились почти все придворные. Вдоль стен были разложены товары. Чего здесь только не было: шелка и фарфор из Китая, ковры и розовое масло из Персии, статуэтки слоновой кости из Африки, меха, золотые и серебряные изделия из Вест-Индии.
У одного из купцов Франсуа заметил китайские фейерверки. Он не раз видел их при дворе Генриха, но в Испании не встречал. Получив от торговца подробные объяснения, как с ними обращаться, он купил сразу несколько штук, рассчитывая удивить придворных.
* * *
Вскоре Франсуа приступил к работе в Государственном совете. Поначалу он лишь слушал споры сторонников и противников различных идей, обдумывал их доводы и вырабатывал свое мнение. Но со временем он смог вникнуть во все явные и тайные течения, стал принимать более активное участие в жизни Совета, высказывал новые идеи и предложения и занял в этом органе заметное место. Франсуа, как и его друг дон Альварес, был ярым сторонником Руя де Сильвы, принца Эболи. Тот был главой мирной партии, ратовавший за первоочередное решение внутренних проблем Испании, тогда как его противник, герцог Альба, лидер военной партии, отстаивал стратегию решения проблем государства за счет боевых наступательных операций.
Франсуа видел, насколько малоэффективна экономическая политика короля, как быстро страна нищает, несмотря на приток золота из Вест-Индии. Он присоединился к партии принца Эболи и на заседаниях Совета активно призывал к уменьшению налогов на шерсть и – очень осторожно, полунамеками – на ограничение власти инквизиции.
Однако довольно скоро Франсуа почувствовал разочарование в своей работе. Он осознал, что Совет не имеет реального влияния на политику, а лишь предоставляет королю рекомендации. Окончательные же решения дон Фелипе всегда принимал единолично.
Тем не менее Франсуа продолжал работать, все силы отдавая на отстаивание того, что считал благом для Испании.
* * *
Из Франции приходили дурные вести: испанские послы в Париже писали о начале религиозной войны между католиками и протестантами. Со смертью юного короля Франциска Гизы отчасти потеряли власть, и Екатерина доверила управление страной канцлеру Мишелю де л’Опиталю. Это был мудрый человек, провозгласивший религиозную терпимость. Он отменил смертную казнь за исповедование протестантизма и позволил гугенотам проводить богослужения в частных домах и сельских церквях. Католики, и в первую очередь Гизы, недовольные такими послаблениями, развязали войну, устроив резню в Шампани. В ответ гугеноты, поддерживаемые королевой Англии Елизаветой, захватили Орлеан. Затем боевые действия переместились в Нормандию.
Франсуа не находил себе места – выходит, Екатерине не удалось уберечь страну от войны. Будь неладны эти фанатики Гизы! Как ей, наверное, тяжело бороться с ними одной. Романьяк смотрел в окно на ночной Мадрид и, прислушиваясь к доносившейся откуда-то серенаде, молил Господа, чтобы Он скорее позволил ему вернуться в Париж.
* * *
Летом 1563 года разразилась катастрофа: дон Альварес де Монтойя был обвинен в ереси. Принц Эболи, с красным от гнева лицом, отправился к королю, но тот лишь развел руками:
– Что ж я могу поделать, мой дорогой Руи? Святая инквизиция не ошибается, и если она считает, что дон Альварес виновен, значит, так оно и есть. Право, вам стоит внимательнее выбирать себе друзей. Наш священный долг – поддерживать чистоту католической веры.
Час спустя принц убеждал Франсуа:
– Мы должны спасти его, дон Франциско. Любой ценой! Он уедет в Италию, в Эболи, там его не достанут. Но как его вытащить? Он арестован и находится в монастыре ордена августинцев.
– Это в каком же?
– В Сан Фелипе эль Реал, что на площади Пуэрта дель Соль. Оттуда нам дона Альвареса не выкрасть, разве что нападем с целым отрядом рыцарей.
Романьяк задумался. «Это ж рядом с той церковью, где я нашел подземный ход!»
– А посетить его вы сможете, дон Руи?
– Хм, не знаю, возможно. Но это нам ничего не даст, сеньор.
Франсуа придвинулся к принцу и шепотом изложил свой план.
Для осуществления плана заговорщики привлекли дона Родриго, которого Франсуа всячески рекомендовал принцу. В первую очередь необходимо было предупредить дона Альвареса обо всем задуманном.
Дон Руи вновь отправился к королю, и на этот раз его величество не отказал другу, благо тот просил самую малость – разрешение на посещение дона Альвареса родственником, сеньором Каррерасом. На том, чтобы в монастырь августинцев отправился именно он, настоял Франсуа:
– Всем известно, что мы с вами, дон Руи, – друзья «еретика». А дон Родриго к нему никакого отношения не имеет, и после побега его не заподозрят.
Принц Эболи согласился, и вскоре дон Родриго уже подходил к воротам Сан Фелипе эль Реал. Он предъявил бумагу от короля, и его беспрепятственно провели к арестованному.
Наутро дон Альварес сообщил церковному дознавателю, что намерен признаться, но хотел бы прежде помолиться в церкви Благодарения в День святого Иоанна Крестителя. Инквизитор дал согласие, но оговорил, что пленник пойдет туда после общей мессы, когда народу в церкви почти не будет. Дон Альварес с благодарностью принял это условие.
