Джейн Джекобс заслуженно привлекла армию поклонников, и интеллектуальная битва в пользу диверсифицированных городов, по-видимому, завершилась победой. Но, как поняла писательница, существуют две мощные силы, стоящие на этом пути.
В отношении первой сложно что-то предпринять, так как она кажется глубоко проникшей в природу человека. Это достойный сожаления факт, что районы имеют тенденцию противопоставлять себя друг другу. Если люди предпочитают жить рядом с похожими людьми, возможно, с людьми той же расы, класса, этнической принадлежности или дохода, тогда даже вполне мягкие предпочтения могут привести к заметной социальной сегрегации (эту же тенденцию мы наблюдали в примере с кампусами университетов: студенты ищут друзей среди похожих людей)[279]. Билл Бишоп и Роберт Кашинг проанализировали политические последствия этой тенденции в своей книге Big Sort (англ. «Большая сортировка»). Они показали, как американские районы становились более поляризованными. Когда в 1976 году Джимми Картер выиграл американские президентские выборы, лишь чуть более четверти жителей США жили в так называемых «округах с подавляющим числом голосов избирателей», где Картер выиграл или проиграл 20 процентных пунктов[280]. Но на момент президентских выборов 2012 года более половины американцев жили в подобных округах.
Вторая сила — это бюрократическое стремление к порядку, сегрегированным городам, которое выражается в законах о зонировании и планировке, разработанных для того, чтобы гармонизировать разные аспекты городской жизни. Видение планировщика, достаточно разумное, представляет собой мир, где дымоотводы и публичные дома находятся далеко от детских площадок и жилых зданий. Возникает вопрос баланса, но проблема заключается в том, что вещи, которые кажутся правильными в проекте, в действительности будут выглядеть иначе. Требования к зонированию кажутся хорошими лишь в теории. На практике они могут создать скучные районы. Вспомните, как балет Джейн Джекобс на Хадсон-стрит полагался на то, что улица была активной в любое время дня, так как ею пользовалось множество людей. Напротив, тщательно зонированные районы несбалансированны. Они слишком загружены в определенные часы и свободны в другие, поэтому неспособны поддержать местные магазины и компании, а вызывают лишь зависимость от автомобилей, поскольку людям приходится работать далеко от места проживания.
Тщательно зонированные районы также усиливают социальные разногласия: Джонатан Ротвелл из Брукингского института обнаружил, что, предотвращая появление нового доступного жилья, требования по зонированию зачастую обостряют существующие расовые и социальные неравенства[281].
В настоящее время это знакомая история. Люди, создающие правила, загипнотизированы эстетикой, которая привлекательно выглядит на карте, графике или экране, но становится катастрофой для людей, живущих и работающих в мире, который определяют эти правила. Успешные города — это чудесный симбиоз старого и нового, домов, магазинов и офисов, где более обеспеченные жители смешиваются с более бедными. Именно это разнообразие делает мегаполисы безопасными, инновационными и, возможно, стабильными.
Существуют некоторые формы городского хаоса, в которых никто не хочет жить. Весной 2010 года уборщики железнодорожного вокзала Утрехта вышли на забастовку. Вокзал — загруженное место, и при отсутствии персонала по уборке здесь быстро воцарился беспорядок: на полу валялись газеты, коробки от еды и прочий мусор. Если такая разновидность хаоса и имеет какое-либо положительное воздействие на жизнь города, то неясно, что оно собой представляет. В данном контексте интересно то, насколько мы инстинктивно переоцениваем преимущества уборки.
Два голландских психолога Дидерик Стапель и Сигварт Линденберг решили извлечь выгоду из забастовки, чтобы провести эксперимент. Они попросили пассажиров присесть на скамейку вокзала и заполнить анкету в обмен на небольшое вознаграждение. Анкета проверяла их склонность к стереотипному восприятию других. Исследователи на скамейку также усадили актера. Иногда он был черным, иногда — белым. Присаживался ли участник эксперимента рядом с незнакомцем? Стапель и Линденберг повторили исследование, когда забастовка закончилась и станция стала чистой и аккуратной.
Этой опыт стал мировой сенсацией. Дидерик Стапель так вспоминал мгновенную реакцию:
Я оказался в газете. На самом деле во всех газетах. Опубликовал исследование, которое показало, что грязные улицы провоцировали большую нетерпимость. В условиях хаоса люди с большей вероятностью прибегают к стереотипному восприятию других, потому что мусор вызывает желание убрать его, а использование стереотипов позволяет почувствовать, что вы наводите порядок. Стереотипы привносят в мир ясность. Женщины эмоциональны, мужчины агрессивны, жители Нью-Йорка вечно спешат, жители южных штатов гостеприимны… Стереотипы делают мир предсказуемым, и нам нравится это, особенно если все вокруг выглядит грязным и запущенным. Это исследование стало сенсацией. Оно было опубликовано в наиболее престижном журнале Science и появилось на газетных полосах по всему миру.[282]
Люди не только использовали больше стереотипов при заполнении анкеты, когда вокзал был грязным, но также садились подальше от актера, если он был другой расы. Стапель и Линденберг выдвинули теорию, что стереотипное мышление было попыткой навести порядок, «способом борьбы с хаосом, мысленным устройством для уборки». Хаос призывает нас организовать нашу собственную Вселенную, из-за этого мы и становимся расистами. Стапель и Линденберг предложили четкие стратегические рекомендации: «Способ борьбы с нежелательным стереотипным мышлением и дискриминацией — раннее обнаружение хаоса в окружающей среде и немедленное вмешательство посредством уборки и создания физического порядка»[283].
То, что обнаружили Стапель и Линденберг, кажется интересным, удивительным и при этом странным образом правдоподобным. Вроде бы разумно полагать, что хаос плох, поскольку заставляет нас насторожиться. И приходится верить, что если бы только можно было жить в организованном мире, мы были бы лучше.
Однако спустя несколько месяцев после публикации социальные психологи узнали обескураживающую новость: Дидерик Стапель — мошенник. В своих статьях он подделывал данные или даже полностью их выдумывал, обманывая журналы, коллег и соавторов (Сигварт Линденберг не знал о лжи, например). По словам Стапеля, «эмпирические тесты были полностью выдуманы, лабораторные эксперименты никогда не проводились, полевых исследований не было»[284].
Движущая сила, та наживка, которая заманила Стапеля в жизнь научного обмана, была проста: редакторы журналов хотели публиковать стройные результаты. Именно поэтому Стапель продолжал предоставлять их. Как выяснилось, исследователь был не только мошенником, но и кем-то вроде фанатичного приверженца порядка:
Некоторое время у меня были проблемы с экспериментами. Даже с помощью разных «серых» методов по улучшению данных я не мог получить результаты, которых хотел добиться. Я не смог устоять перед соблазном пойти еще дальше. Я так этого хотел… Находясь в своем со вкусом обставленном офисе в Гронингенском университете, я внимательно осмотрелся, когда закрывал дверь, и максимально убрал все на столе. Все должно было быть организованным и практичным. Никакого хаоса.[285]
