— Вы — Принц? — я не узнавала свой собственный дрожащий голосок — так была поражена увиденным.
Мужчина рассмеялся. Легко поднялся из кресла и отвесил мне церемониальный поклон. В ответ я присела в классическом глубоком реверансе. Он протянул мне руку, и я ее приняла. Его пальцы легонько сжались, и я тут же поморщилась от боли. Совсем забыла о своей больной руке. Лицо незнакомца сразу посерьезнело. Он перехватил меня за запястье и притянул к себе.
— Ты — Мирослава, да?
Люциан не спрашивал. Он, конечно же, сам догадался, кто я такая. Ведь в замке Князя других детей не было. А я, совсем растерявшись, так и не представилась.
— Да, Ваше Высочество.
Он подвел меня ближе к камину и начал осторожно ощупывать пальцы.
— Почему Высочество? — хмыкнул он.
— Но Вы же Принц? Я сразу поняла, кто Вы такой.
— Ну можно и так сказать. Мое имя Люциан. Я — друг Князя.
— Люциан… — благоговейно протянула я. — Какое красивое имя.
— Что с тобой произошло, маленькая?
— Ну я… — под пронзительным взглядом его необыкновенных глаз я забыла, как связно говорить. — Я… Я была тоже не права. Наверное. Ну… я точно была не права.
Покачав головой, он налил из кувшина в небольшой тазик воды и окунул туда мои руки. Вода была студеной, но мне сразу же стало легче. Потом Люциан мягкой тряпицей, очень осторожно касаясь, обтер мои ладошки.
Я следила за его уверенными движениями и собиралась с духом. Потом все-таки решилась и одним махом выпалила всю правду. Я ничего не скрыла: ни того, что не хотела так много заниматься, ни того, что терпеть не могла почтенного Хиггинса и что днем мне больше всего на свете хотелось гулять и играть — и лучше всего с другими детьми. Как на духу я открыла все, что лежало у меня на сердце. И даже призналась, что при первой же возможности сбегала с уроков, особенно, когда Князь бывал в отъезде. Вот как сегодня.
Люциан усадил меня обратно в кресло, положил мои кисти на стол, ладонями вниз и прижал к столешнице, жестом показывая, чтобы я так и сидела. В его руках появилась какая-то склянка. Он макнул туда палец и начал кругами втирать мазь в мою покрасневшую кожу. Запах был отвратительный. Я отвернулась и громко чихнула. Люциан улыбнулся.
— Люциан?
— Да, котенок?
— Ты — лекарь?
— Иногда. Но очень редко, — в глазах его отразилось рыжее пламя, и они вдруг сделались пугающими. — Очень редко. И только для тебя, малышка.
— Я еще не во всем призналась, — он выжидающе ко мне повернулся.
Глаза его были хрустальными и чистыми, как вода озера Блисс. Я была буквально им заворожена.
— Я хотела отомстить учителю. И Гвендолин. Я… Я знаю, что такие мысли недостойны леди, но… Но мне было приятно представлять, как они мучаются от боли… Или им так же обидно, как и мне.
— А теперь, я полагаю, ты передумала мстить?
— Не знаю. Наверное, да, — я смотрела в лицо Люциана широко раскрытыми глазами. — Месть — это плохо. Господь велел подставлять другую щеку.
— А ты всегда поступаешь так, как повелел Господь?
— Нет, — я потупилась. — Я — грешница. Я часто не слушалась няню и родителей. Мою подружку Ксению часто наказывали вместо меня. А теперь… теперь их нет… никого.
Я шмыгнула носом. Хотелось расплакаться, но я сдерживалась.
Рука Люциана ласково коснулась моих волос, и я все-таки расплакалась. Бросилась к нему, уткнулась лицом ему в живот и рыдала. А он гладил мои волосы.
— Мне стыдно. За то, что я делала. Теперь их нет, а я живу. И Князь мне позволил жить у него. Он хороший. И добрый, — я подняла голову и посмотрела Люциану в глаза. — И ты добрый. Можно я буду к тебе приходить?
— Приходи. Моя дверь будет всегда для тебя открыта.
Он взял меня за руку и повел к двери. Я подумала, что он меня выгоняет. Но нет. У самой двери он остановился и прижал мои руки к двери.
— Теперь ты всегда сможешь ко мне заходить, — объяснил он.
— Твоя дверь зачарована?
— Конечно. Я не люблю нежданных гостей.
— Я тебе помешала.
— Нет, маленькая. Совсем нет, — он немного помолчал, а потом добавил: — Сейчас мне пора. Но ты, если хочешь, можешь побыть здесь.
— Спасибо, Люциан.
Он наклонился и коснулся губами моего лба. Губы его были мягкими и теплыми. Я запрокинула голову, обхватила руками его за шею и звонко чмокнула в щеку. Потом убежала обратно в полюбившееся мне кресло и залезла в него с ногами.
Глава 4
Когда я проснулась, за окном серел рассвет. Я повернула голову. Сестра, уже другая, сидела за столом и что-то печатала на компьютере. Ее пальцы так и порхали над клавиатурой. Я снова закрыла глаза.
Сны… Эти несколько дней, когда меня заставляли спать при помощи лекарств, я видела не просто сны — воспоминания. О моем детстве. О тех счастливых полутора годах, когда я, сбежав от учителя, познакомилась с Люцианом. Красивым и загадочным другом Князя.
С того самого вечера я часто к нему приходила. Со всеми своими детскими горестями и радостями. Просила почитать вслух книжку, рассказать историю, коих он знал великое множество. Приходила с разбитыми коленками. С обидой на наставников. С признаниями в шалостях. Люциан всегда меня внимательно выслушивал. Смеялся. Ругал. Да, ругал он меня частенько. Особенно, когда я, окончательно обвыкшись в замке, от нечего делать начинала задирать слуг.
В замке меня любили, но я росла избалованным ребенком и от скуки творила всякое. А Люциан всегда обо всем узнавал. Даже если я была уверена, что меня никто не поймает и не догадается, что виной очередного переполоха была я.
А Князь меня не ругал. Просто смеялся и говорил, что я самый обычный ребенок, которому скучно. Я воспринимала это как знак свыше и продолжала безобразничать. И чаще всего доставалось бедной Гвендолин.
Я вздохнула. Я многое пережила в детстве. Но Князь и его окружение помогли мне если не смириться, то хотя бы свыкнуться с потерями.
Но теперь, лежа в постели и выздоравливая, я могла подумать о настоящем.
Настоящее… И что прикажете с ним делать? Нежданно-негаданно я обрела того, кого не чаяла вновь узреть среди живых. Да только я несвободна. Или свободна? Люциан наверняка со мной бы поспорил. Я принадлежала ему. Принадлежала со всеми потрохами. Ему я обязана жизнью. Дважды он вытаскивал меня из-за Предела. И второй раз я умерла по-настоящему. Умерла от его же руки. Чувство вины — великая движущая сила. А Люциан, поняв, с кем такое натворил, не мог не испытывать чувство, доселе знакомое ему лишь в теории. А может, я и не права. Мы были вместе пять лет. Пять. А считали друг друга мертвыми веками. Знала ли я его? В моей памяти он оставался моим сказочным Принцем. Опасным, загадочным героем грез. Я знала о его темной стороне. Что-то он мне показал, что-то я узнавала сама. Случайно или из опасливых перешептываний обитателей замка. Но полностью увидеть то, на что он способен, я смогла лишь теперь. И это меня изрядно напугало.
