* * *
Бюрократия двадцатых годов до слез похожа на приказную систему допетровской Руси. Такой же хаос различных ведомств и канцелярий, во главе которых сидят красные «бояре». В двадцатых годах влияние партийного деятеля зависело от того, сколько и каких «приказов» он контролирует. Вопрос, что понимает начальник в том деле, которым его поставили руководить, вообще не стоял. Предполагалось, что большевик умеет все. Между тем в подготовленной специально к февральско-мартовскому (1937 г.) Пленуму записке зав. отделом кадров ЦК ВКП(б) Г. Маленков констатировал, что среди секретарей обкомов высшее образование имели 15,7 процента, а низшее — 70,4 процента; еще более удручающими были эти показатели для городского (9,7 и 60,6 процентов соответственно) и районного (12,1 и 80,3 процента соответственно) звена. В итоге руководили так, что глаза бы не глядели.
Но и это не самое плохое. Самая главная беда заключалась в том, что вчерашние несгибаемые борцы быстро, как тогда говорили, «обуржуазились». Они дорвались до власти и до всех связанных с ней благ — и принялись оттягиваться на полную катушку. Психологически это понятно. Люди считали главным делом своей жизни ниспровержение существовавшего режима. Дело это они сделали. Как говорилось в анекдоте застойного времени: «Революцию мы совершили. А теперь — дискотека!». Так оно и было. Партийная элита стала откровенно жить в свое удовольствие. Лидия Гинзбург, которая вообще-то относилась к «старым большевикам» с большим сочувствием, вот как описывает члена партии с 1912 г. М. Разумова. «При несомненной преданности партии, при больших организаторских данных он был очень склонен к культу собственной личности». Познакомившись с Разумовым в 1929 г., она была поражена тем, как он «овельможивался» буквально на ее глазах. Еще в 1930 г. он занимал всего одну комнату, «а проголодавшись, резал перочинным ножичком на бумажке колбасу». В 1931 г. Разумов уже возвел на базе обкомовской дачи специальный отдельный коттедж для себя, а когда в 1933–1934 годах за успехи в коллективизации Татария была награждена орденом Ленина, «портреты Разумова уже носили с песнопениями по городу, а на сельхозвыставке эти портреты были выполнены инициативными художниками из самых различных злаков — от овса до чечевицы». Ильф и Петров отдыхают. Заметим, кстати, что в те годы культа личности Сталина еще не было. Тенденция уже существовала до него.
Впоследствии Сталин критиковал «людей с известными заслугами в прошлом, людей, ставших вельможами, людей, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков».
Но и это бы ладно. И не то в России бывало — в смысле беспредела самодовольных временщиков. Ладно бы, если эти все старые большевики, допустим, возвели бы себе особняки и оттягивались там как хотели. Но они, кроме всего прочего, развлекались борьбой за власть.
К 1925 году коммунистической партии, как единой структуры, по сути, уже не существовало. Ленин ценой чудовищных усилий объединял эту команду — а после его смерти все пошло вразнос. Партия превратилась в сообщество противостоящих друг другу кланов. Каждый из коммунистических вождей — Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин — имел за собой сторонников, окопавшихся на разных уровнях советской бюрократической пирамиды. Высылка в 1929 году Троцкого из СССР и разгром его сторонников ничего принципиально не изменили. Просто немного поменялась расстановка сил внутри касты «старых большевиков».
Каждый из коммунистических вождей работал на себя. Они очень быстро вошли во вкус хорошей жизни — и начали жить…
Итог этого был очень печален. Заколебалась основа, на которой стояла эта власть — коммунистическая партия. Вот в этом случае я имею в виду не бюрократическую прослойку, а тех трудящихся, которые являлись основой партийной структуры. Из партии начали выходить. Так, за 1925–1927 гг. выбыло из партии 87 тысяч членов, из них рабочих от станка — 52 тысячи. В общем, народ сообразил: данная партия — не то, что им нужно.
А между тем задачи перед страной стояли очень серьезные. И тут вышел на передний план товарищ Сталин. Он эти задачи очень четко сформулировал: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Коммунистические «бояре» к решению поставленных задач были совершенно непригодны. Их требовалось устранить. Любыми способами. И Сталин принялся за дело.
Методы Сталина
Действовал вождь чисто бюрократическими методами. В начале двадцатых годов Сталин возглавлял Секретариат ЦК. Должность вроде бы не видная, не дающая внешней власти. Однако именно от Секретариата зависело назначение на те или иные средние должности. Сталин не торопился и рассуждал правильно: кое-кто из чиновников среднего уровня через некоторое время выдвинется наверх. А это уже свои люди… Иосифу Виссарионовичу принадлежит бессмертная фраза «Кадры решают все».
Одним из самых важных шагов Сталина на этом пути был так называемый ленинский призыв в партию. После смерти Ленина Сталин протащил идею принять в партию тысячи новых членов. Их и приняли. Это были уже совершенно иные люди, с иной психологией, отличающиеся не только от «старых большевиков», но и от тех, чей характер сформировался во время Гражданской войны. То есть тех же разрушителей. Никакой особой любви к старым большевикам новые коммунисты не испытывали. Но самое главное — эти люди хотели не разрушать, а строить. «Ленинская гвардия» последнего просто не умела. Сегодня как-то не принято вспоминать, что репрессии начал отнюдь не Сталин. Хватало других товарищей, которые умели только одно — бороться с врагами. Когда основных реальных внутренних врагов постреляли, а перспектива мировой революции все более терялась в тумане, стали искать супостатов в своей среде. Первая половина тридцатых — это история грызни между большевистскими кланами. А Сталин выжидал, пока все они пожрут друг друга. Он ловко маневрировал, сводя влияние своих противников к нулю. А потом и сам стал наносить удары.
Честно говоря, очень наивно называть сталинские репрессии необоснованными. Сегодня историками уже доказано — существовало и реальное троцкистское подполье, и заговоры, и связь с иностранными разведками. Вот что говорил по этому поводу знаменитый философ Александр Зиновьев. «И в ГУЛАГе отнюдь не невинные жертвы сидели. Меня арестовали в 39 году, но я был членом террористической группы, мы готовили покушение на Сталина. — Что нам, ордена давать? И людей такого рода было много». Да и вообще. В 1938 году в лагерях сидело около полутора миллионов человек. То есть столько же, сколько теперь в одной России. Но сегодня никто, кроме, разве что самых отмороженных либералов, не станет утверждать, что все сегодняшние зэки сидят невинно. Дело-то в том, что тогда брали тех, кто, как правильно заметил Сталин, полагали: законы не для них писаны. Вот они и обиделись, и когда ветер подул в иную сторону, подняли крик про «необоснованные репрессии».
Но, кроме всего прочего, в сталинские времена «вредительство» и «контрреволюционную деятельность» по моде того времени «вешали» на обыкновенных казнокрадов и прочих подобных товарищей. Но в общем-то, в свете нашей темы, как это ни цинично звучит, обоснованность или необоснованность сталинских репрессий абсолютно безразлична. Старые большевики не были невинными жертвами. Именно они привели в действие машину революции. А она уж живет по своим законам. Мавр сделал свое дело — мавр должен уходить. И законы революции таковы, что выход из игры имеется только один…
