«Приказы действовали именем государя и были высшими правительственными и судебными местами; жалобы на их решения приносились государю и рассматривались в царской думе. Судьи, дьяки и подьячие собирались в П. ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней, и должны были заниматься определенное число часов. В случаях, не терпящих отлагательства, они должны были собираться и по воскресеньям. Профессор В.И. Сергеевич полагает, что дела в П. решались, по всей вероятности, единогласно; Неволин и профессор М.Ф. Владимирский-Буданов думают иначе. «Хотя по закону, — говорит первый, — в тех П., где было несколько судей, дела надлежало решать всем судьям вместе, но на самом деле первенствующий судья имел такую силу, что он делал что хотел». «Даже в случае множественности членов, — замечает профессор М. Ф. Владимирский-Буданов, — присутствие не составляло коллегии и дела решались не по большинству голосов» (Н. Василенко).
Поскольку, как уже было сказано, компетенция разных учреждений разграничена была очень слабо, тогдашние чиновники великолепно владели техникой отфутболивания дел в другие инстанции. В московских канцеляриях бумага могла ходить по кругу сколь угодно долго времени.
Бумаг вообще было очень много. Причем документы выглядели своеобразно. Их писали на узких листах, но не складывали в папки, а подклеивали друг к другу. В итоге получались длиннейшие «простыни». Писали на одной стороне. Но оборотную принято было резервировать для пометок и резолюций начальства. Подписывался же документ дьяком, который его составил. Выглядело это примерно так: «По повелению боярина Морозова составил дьяк Ивашко Архипов».
Между собой приказы вели обширную переписку. Эти документы назывались памятями. Они составлялись на имя судей. С 1648 года все входящие и исходящие заносились в регистрационные книги. Кроме того, когда дело касалось судов, решения также заносились в отдельные книги. Каждой из них ведал особый чиновник в чине не ниже дьяка.
Как уже отмечалось, приказы действовали от имени царя. Поэтому исходящие документы, отправляющиеся в провинцию, всегда начинались стандартной формулировкой: «от царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, боярину нашему» — и дальше имя адресата. В бумагах на имя царя форма была следующей: «Государю царю и великому князю — стольник холоп твой Янка Черкаской с товарыщи челом бьют». Кстати, именно оттуда пошло слово «отписка». В XVII веке оно означало всего лишь ответ на письменный запрос.
Приказы находились в Белокаменной, а ведали они делами всей Руси великой. Поэтому документы отправлялись нарочными. Часто случалось, что в одно и то же место отправлялось несколько гонцов от разных учреждений. Вообще-то по правилам, чтобы зря не гонять нарочных на казенных лошадях и не тратить лишние командировочные, полагалось снестись с другими приказами и узнать, нет ли у них чего по пути. А если документ не срочный, можно было отправить и при случае. Если вспомнить количество приказов и число бумаг в них, можно представить, сколько возникало накладок.
Работы у тогдашних чиновников было полно. Трудились от света и до света. Частенько, когда наваливалось особо много срочных дел, начальники привязывали чиновников за ноги веревками к столам — чтобы не сбежали от работы. Да и вообще условия работы были гнусные. Приказы располагались либо в избах, либо в тесных помещениях зданий в Кремле. Теснота, духота и плохое освещение. Тем не менее, от желающих потрудиться на благо Отечества в качестве чиновников отбою не было. Как всегда. В истории человечества не случалось моментов, когда канцелярии испытывали кадровый голод.
* * *
Теперь взглянем на работу приказов с другой стороны — со стороны посетителей. Лучше всего можно понять их работу на примере судебных дел, которыми занимались многие учреждения. Вот как рассматривались гражданские дела.
Для начала дела требовалось подать челобитную (заявление), которая непременно регистрировалась. Если истец по каким-либо причинам не хотел, чтобы его дело разбиралось в «профильном» приказе, он мог подать челобитную царю — и тот назначал разбор дела в другом. Ответчик тоже обладал правом подобного «отвода», но обязан был сделать это до начала суда.
Но вот процесс пошел. «Иск в приказе вчинялся посредством подачи истцом судьям приставной памяти, названной так потому, что она вела за собой посылку пристава для вызова ответчика в суд. Дьяки закрепляли эту память, записывали ее в книги и затем посылали приставов к ответчику, чтобы он, его жена, сын или же поверенный стали к ответу в Приказе. Когда находили ответчика или его поверенного, то на нем и на истце брали поручные записи, что они явятся в срок к разбору дела. Срок этот назначался судьями или же истцом и ответчиком по взаимному соглашению. Если бы назначенный срок оказался для них почему-нибудь неудобным, то по их челобитью он мог быть отодвинут далее. Пока истец не представлял поручителей по долговому делу, оно не разбиралось; если же их не представлял ответчик, то его отдавали под надзор приставам или держали скованным в П. впредь до представления им поручителей или же до окончания судного дела.
Когда наступал срок, назначенный для разбора дела, истец с ответчиком являлись в суд. Истец подавал судье челобитную; судья, прочитав ее, спрашивал ответчика, готов ли он отвечать? Если он был не готов, то ему для этого давался известный срок, но челобитной истца в этом случае ему не читали и не давали ее на руки. Если же истец заявлял, что он готов отвечать на челобитную истца, то последняя читалась ему и он должен был возражать против нее. Возражения он мог делать лично или через поверенных. Во время разбирательства подьячие записывали речи сторон, а по окончании судоговорения прочитывали им написанное, и стороны прикладывали свои руки к судному делу; за неграмотного подписывал тот, кому он верил. После этого истец и ответчик опять отдавались на поруки, а подьячие выписывали коротко, что кто говорил, а также узаконения, на основании которых можно было решить это дело, и судьи решали его; если же дела нельзя было решить в том приказе, где происходило судоговорение, то оно отсылалось к царю и боярам, которые и постановляли решение. Дела велено было решать по Уложению и царским указам, а в случае каких-нибудь затруднений обращаться за разъяснением в думу или к самому царю.
Доказательствами в исках являлись крестное целование, свидетельские показания и письменные документы. В делах денежных, заемных, товарных и др., при которых могли применяться письменные доказательства, кабалы и записи, последние имели решающее значение, и если бы у кого кабалы или записи каким-нибудь образом уничтожились, то хотя бы он представлял… и 20 человек свидетелей, свидетельство последних ставилось ни во что. Давностью для кабал и записей считалось 15 лет. Если иск был признан правильным, деньги взыскивались в пользу истца с ответчика; кроме того, с него взыскивались царская пошлина, по 10 денег с рубля, и судебные издержки (“проести, волокиты и убытки”) в пользу истца. Если ответчик не уплачивал долга, его понуждали к этому путем правежа; затем, в случае несостоятельности ответчика и невозможности со стороны его удовлетворить сумму иска, он “выдавался головой” истцу, т. е. отдавался на некоторое время на известных, определенных уложением, условиях в услужение истцу; царские пошлины в этом случае взыскивались с истца.
