— Я полагаю, что больше не будет никаких… гм… осложнений, — сказал он. — Все эти разговоры об обращении к властям и так далее могут кого угодно вывести из себя.
— Я просто хотела вернуть свои вещи, — устало сказала Мэгги.
— Ну, тогда, — сказал он, кладя чек в карман и быстро переключаясь на живой тон сплетника, — что вам известно о модели?
— Что? Вы о ком?
— О модели, которая осталась без головы.
— Модели всегда теряют головы, — сказала Мэгги, выходя из терпения.
— Нет, эта потеряла голову по-настоящему, да еще и как чудно. Наверное, вы не читали сегодняшних газет.
— Нет. Не читала.
— Ох, — сказал Твелвтриз, переключаясь на манеру рассказчика. — Ее в буквальном смысле обезглавил саблей какой-то бездомный.
— Саблей? — взвизгнула Мэгги. У нее екнуло в животе.
— Да, если быть точным, то американским драгунским палашом образца тысяча восемьсот шестьдесят первого года. Так написано в «Пост». На Семьдесят седьмой улице прямо перед этим осевшим входом в Музей естествознания. Этого типа в округе знали. Очень любил всякий военный хлам. Называл себя Императором Новой Эпохи.
— Похоже, что сумасшедший.
— Ой, и говорить нечего. Не раз бывал в больнице. Но знаете, как это бывает. Мусор привезли, мусор увезли. Тем не менее вот так берет и убивает бедную девушку, а потом через три квартала среди бела дня несет голову в суси-бар на Амстердам-авеню, заходит туда и кладет ее на стул рядом с собой. Вы можете себе такое представить? И он сидит себе рядом с головой, как пай-мальчик, пока не появляются ребята в синем. Куда катится этот мир, миссис Дарлинг?
— Хотела бы я знать, — ответила она с полной откровенностью. — Пожалуйста, уходите, хорошо?
— Ох, конечно. Пора идти к себе в магазин, — сказал Твелвтриз. Его способность отклонять от себя раздражение казалась безграничной. — Я хочу сказать, что ваш дом — замечательный и…
— Скажите только это, и хватит, умоляю вас.
— Тогда — чао…
3
На грани безумия
Когда она вернулась на кухню, то обнаружила, что генуэзские бисквиты для птифуров остыли уже достаточно, чтобы начинять их джемом и глазировать шоколадной ганашью. Эта операция длилась больше часа, а когда все было сделано, снова появился месье Аноми, соблазняюще поглядывая из-за двери кладовки.
Чтобы держаться подальше от него, Мэгги слепила бутерброд с сыром бри, налила себе еще крепкого чая и удалилась наверх, в свое любимое личное убежище — комнату для шитья.
Необходимо было решить проблему с Гарольдом Хэмишем. Она предположила, что их профессиональные отношения не могут быть восстановлены. Она была вполне готова выкупить контракт на «Домоводство» у «Трайс энд Уанкер», вернув довольно значительный аванс, но позволят ли ей сделать это? К сожалению, мобильный телефон ее агента Джойс Мангер не отвечал. (Это, скорее всего, означало, что она в настоящий момент наслаждалась любовной интерлюдией в гостинице «Шерри-Нидерланд» с доктором Натаном Тотом, феноменально популярным автором книг «Тринадцать правил успешных взаимоотношений» и «Супружеская верность: руководство для мужчины», который последние несколько месяцев был ее любовником. Вот шлюха.)
Почему, с отчаяньем думала Мэгги, все доверяются ей? Почему нет никого, кому она, Мэгги, могла бы довериться? Конечно, она тут же вспомнила, что такой человек появился в ее судьбе в лице Кристи Шовин, и принялась набирать номер ее телефона.
С каждым гудком пульс Мэгги учащался. Не слишком ли много она плакала на плече у Кристи? Не подумает ли она, что Мэгги использует ее в качестве жилетки? Надоедливая тетка, которая…
После пятого гудка трубку подняли.
— Кристи?..
— Нет, — ответил мужской голос.
— Извините, это 879–96–73?
— Да, так точно.
— Но кто это?
— Это — лейтенант Пфейстер.
— Извините меня. Вы сказали, что это 879–96–73?
— Да.
— Ну, а где Кристи Шовин?
— Кто это?
— Какая разница? — резко ответила Мэгги. — И где же Кристи?
— Вы член ее семьи?
— Нет. Я ее подруга.
На линии возникла пауза, некая странная акустическая пропасть, над которой зависла Мэгги, словно опытная акробатка, только что соскользнувшая и, к своему великому удивлению, осознавшая, что ей предстоит долгое падение.
— Мисс Шовин мертва, — сказал лейтенант Пфейстер.
— Что?!
— Я сожалею, — ответил Пфейстер.
— Когда? Как?
— Извините, мадам. Мы стараемся не занимать линию, чтобы могли дозвониться члены семьи…
Мэгги не ответила, а скорее издала звероподобный скорбный вой.
— …если вы хотите действительно узнать подробности, то в газетах все написано…
Мэгги швырнула трубку беспроводного телефона в противоположную стену, словно это был фрукт, в котором она внезапно обнаружила личинок моли. Трубка отскочила от висевшей на стене в рамке акварели Виты Сэквилль-Уэст, изображавшей белый сад в Сиссингхерсте, разбив стекло. Мэгги сидела на краю своего легкого кресла, дрожа от ужаса потери. Где-то за пределами сомнительной безопасности этой маленькой комнаты без окон, казалось, поднимался какой-то шум, но Мэгги едва ощущала его на фоне биения ее собственного сердца. По ее венам пронеслось цунами ужаса, и неожиданно стало трудно дышать, словно воды Атлантики хлынули в Нижний Коннектикут, смывая все на своем пути. Боясь утонуть, Мэгги выскочила из удушливой комнаты, побежала вниз по лестнице и выскочила наружу через парадную дверь.
4
Буря
С юго-востока налетел необычайно сильный ветер и так свирепо обрушился на деревья, что бледные нижние части листьев повернулись вверх к неспокойному темнеющему небу, став похожими на маленькие белые лица потерянных душ, плачущих по утерянному Царствию Небесному. Мэгги с трудом пробиралась по садовым аллеям к розарию. Ей казалось, что наступил конец света. Она вряд ли понимала, от чего и куда бежит, — настолько внешний мир стал пугающим, отвратительным и неотличимым от ее искореженного внутреннего мира. В шуме, стоящем вокруг, она не слышала собственного крика. Скорость ветра усиливалась. Ветер сгибал деревья, заставляя их стонать. Затем мимо нее стали проноситься различные предметы: ветви, оторванные от стволов, синий тент, кричащая курица, корзина для персиков. Что-то стукнуло ее в затылок, и она свалилась в холодную траву, как пятидесятикилограммовый куль с землей для горшков. Она почувствовала острую боль в затылке и ощутила вкус грязи у себя во рту. Затем что-то фактически подняло ее над землей, закрутило и понесло. Ноги ее не касались земли, и тело было не в вертикальном положении. Она пролетела так неопределенное расстояние и упала на твердый деревянный настил в очень темном месте. Потом что-то хлопнуло, изолировав ее от бушующего мира. А затем кто-то обнял ее сзади.
