Ленин один раз уже выступал перед делегатами крестьян — на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов, который проходил с 4 (17) мая по 28 мая (10 июня) 1917 года. И это тоже был непростой момент… Дмитрий Иванович Гразкин (1891 — после 1963), большевик с 1909 года, участник I, II и III Съездов крестьянских депутатов и председатель фракции большевиков на этих съездах, член ВЦИКа шести созывов, вспоминал, что эсеры на I съезде специально настраивали делегатов против Ленина, который должен был выступать от фракции большевиков (9 человек из 1115 делегатов). Однако Ленин говорил полтора часа под одобрительные возгласы из зала.
(Гразкин Д. И. На I Всероссийском съезде крестьянских депутатов. В сборнике: О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900–1922 годы. М.: Госполитиздат, 1963., с. 267–268.)
Текст его тогдашней — конкретной, аргументированной и доходчивой — речи, произнесённой 22 мая (4 июня) 1917 года, занимает в 32-м томе ПСС двадцать одну страницу. И можно лишь удивляться, что после этой речи делегаты не вынесли эсеровский президиум на руках из зала и не выбросили его на свалку истории…
Ленин в мае 1917 года начал так:
— Товарищи, резолюция, которую я, от имени социал-демократической фракции крестьянского Совета, имею честь предложить вашему вниманию, отпечатана и роздана делегатам…
То есть уже начало ленинской речи было деловым…
И в проекте майской резолюции большевиков по аграрному вопросу, и в выступлении Ленина ясно говорилось о том, что частная собственность на землю должна быть уничтожена, что право собственности на всю землю должно принадлежать только всему народу, а распоряжаться землёй должны местные демократические учреждения…
Что здесь было антинародного?
Да, антикулацкая, антимироедская направленность речи Ленина была очевидной. Но разве он был неправ, когда говорил, что большевики «никоим образом не защищают, чтобы земля перешла в собственность тех крестьян, которые сейчас берут её на один посев»?
Говорил Ленин в мае 1917 года и вот что:
— Земля будет «у народа», но этого недостаточно… Для того, чтобы общенародная земля перешла в руки трудящихся, есть только один основной путь: это путь организации сельскохозяйственных наёмных рабочих, которые будут руководствоваться своим опытом, своими наблюдениями, своим недоверием к тому, что говорят им мироеды, хотя они выступают с красными бантиками и называют себя «революционной демократией»…
Это было первое публичное предложение крестьянам России идеи коллективизации, колхозов…
— Второй шаг, который наша партия рекомендует, — говорил Ленин в мае 1917 года, — состоит в том, чтобы из каждого крупного хозяйства, из каждой, например, помещичьей экономии крупнейшей, которых в России 30 000, образованы были, по возможности скорее, образцовые хозяйства для общей обработки их совместно с сельскохозяйственными рабочими и учёными агрономами, при употреблении на это дело помещичьего скота, орудий и т. д.
Это была идея уже советских хозяйств — совхозов!
Сегодня активно замалчивается, что основной товарный хлеб в царской России производили именно 30 тысяч крупных латифундий, а также кулацкие хозяйства при помощи наёмных батраков… Поэтому ленинская идея окончательной социализации земли была исторически и экономически единственно разумной и перспективной. Увы, русский крестьянин понял это очень далеко не сразу, и после Ленина с ним пришлось немало помучиться уже Сталину…
Между прочим, как в мае 1917 года правые эсеры, так и в ноябре 1917 года левые эсеры сделали всё, чтобы не допустить выступления Ленина на крестьянском съезде как Председателя Совнаркома. И лишь после ультимативного требования фракции большевиков на съезде Ленин получил слово, да и то — «по поручению фракции», а не как глава правительства…
Принятый тремя неделями ранее Декрет о земле мог быть и более радикальным, что было объективно необходимо, но Ленин взял за его основу крестьянские наказы. Теперь Ленин призвал порвать с соглашательством и напомнил:
— Вы хотите земли́, но зе́мли заложены и принадлежат русскому и всемирному капиталу. Вы бросаете вызов капиталу, вы идёте при этом другим путём, чем мы, но мы с вами сходимся в том, что идём и должны идти к социальной революции… Что касается Учредительного собрания, то работа Учредительного собрания будет зависеть от настроения в стране, а я скажу: на настроение надейся, а винтовки не забывай…
Бросил Ленин упрёк и левым эсерам:
— Партия — это авангард класса, и задача её вовсе не в том, чтобы отражать среднее состояние массы, а в том, чтобы вести массы за собой. Но, чтобы вести колеблющихся, надо перестать колебаться самим товарищам левым эсерам…
Увы, колебалось русское крестьянство, колебались и левые эсеры — к июлю 1918 года они доколеблются до прямой контрреволюции…
А тут и соратники в собственной партии Ленина стали колебаться, причём — самым неумным образом.
И вот в чём было дело…
ОБЩЕИЗВЕСТНО, что первыми двумя декретами Советской власти были Декрет о мире и Декрет о земле.
О чём был третий декрет Советской власти, знает мало кто, а это был Декрет о печати, принятый 27 октября (9 ноября) 1917 года.
По этому декрету закрытию подлежали органы прессы: «1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путём явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера».
В декрете было заявлено, что «настоящее положение имеет временный характер и будет отменено особым указом по наступлении нормальных условий жизни».
И вот 4 (17) ноября 1917 года в битком набитом огромном зале заседаний ЦИКа большевик (причём — свежеиспечённый) Ларин выступает даже не с провокационным, а с идиотским (определить его иначе язык не поворачивается) предложением об отмене Декрета о печати в связи с тем, что приближается-де срок выборов в Учредительное собрание и «пора покончить с политическим террором». За это предложение ухватились левые эсеры Колегаев, Карелин, Прошьян и часть большевиков, в том числе — Рязанов и Лозовский…
Ещё более серьёзной оказалась оппозиция большевистского меньшинства, настаивавшего на создании «социалистического правительства из всех советских партий». Здесь были активны всё те же Каменев и Зиновьев с компанией — даром, что ни меньшевики, ни правые (да и левые) эсеры разделить реальную ответственность с большевиками за ситуацию не стремились. Эта болтающая шушера уже тогда была «за Советы», но — «без большевиков».
Забегая вперёд, напомню, что Ленину пришлось вскоре пойти на правительственную коалицию с левыми эсерами, но даже левые эсеры остались всё же эсерами, и, как было сказано, кончили в июле 1918 года контрреволюционным мятежом.
Так или иначе, Советской власти не исполнился и месяц, а в руководстве большевиков был налицо новый раскол, хотя большинством и была принята резолюция ВЦИКа о безоговорочной поддержке политики Совнаркома в области печати.
