Книга Ленин в 1917 году, страница 105. Автор книги Сергей Кремлев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ленин в 1917 году»

Cтраница 105

Имея в виду влияние большевиков на ситуацию в России с Февраля до Октября 1917 года, можно выделить три основных периода. С начала революции до расстрела мирной Июльской демонстрации авторитет большевиков и Ленина в народе лишь возрастал. Затем наступил временный спад, но этот второй период был недлительным — уже с конца августа начинается новый рост авторитета и влияния большевиков, хотя Ленину и приходилось скрываться до 24 октября 1917 года. При этом большевики даже после того, как стали всё больше контролировать ситуацию в ходе своего августовско-сентябрьского «ренессанса», не совершали ничего, что могло бы осложнить работу любых органов и структур Временного правительства, связанных с обеспечением жизни населения.

Зато большевикам после Октября 1917 года пришлось столкнуться с нарастающим саботажем их работы по снабжению столицы топливом, продовольствием и т. д. Определённые круги явно предпочитали быть «мёртвыми, чем красными», а точнее — по-людоедски вели дело к тому, чтобы в руководимом большевиками Питере в зиму с 1917 на 1918 год было как можно больше мёртвых, для того чтобы там становилось как можно меньше красных.

Этот момент обычно забывается, или все тяготы первой «советской» зимы в Петрограде (и не только в Петрограде) вменяются в вину Ленину и большевикам. Но в действительности-то виновных надо искать не в «красном», а в «белом» лагере, всё более становящемся, впрочем, грязным!

Можно изложить эту мысль и проще…

Большевики до взятия власти никогда не мешали Временному правительству налаживать жизнь в стране как можно лучше, то есть — не пакостили Керенскому! Наоборот, они всегда были готовы поддержать такие действия власти, которые шли на пользу народу. (Другое дело, что таких действий у Временного правительства было — кот наплакал.)

И даже когда к осени большевики восстановили и усилили своё влияние, они никогда и ни в чём не использовали это влияние для ухудшения ситуации по принципу: «Чем хуже, тем лучше», чтобы усиливать недовольство народа Временным правительством.

А вот отстранённые от власти имущие круги сразу же стали — где только можно, саботировать все меры новой Советской власти, направленные на смягчение кризиса и облегчение жизни населения Петрограда.

Хозяев поддержали их служилые чиновные холуи… Спаянная общей выгодой компания мелко пакостила Ленину, чтобы дискредитировать его, а это больно ударяло по населению.

Но что было до проблем «голытьбы», поддержавшей большевиков, титулярным, надворным и статским советникам, которым Советская власть не могла дать ничего, кроме уравнивания их в правах с рабочими и крестьянами? А как раз в этом-то служилая шушера не только не нуждалась, но не желала этого всеми фибрами своей канцелярской души… Тем более что Советская власть отменила царскую «Табель о рангах», то есть — все эти титулы надворных и статских «высокоблагородий» и «высокопревосходительств»…

Государственные, муниципальные и банковские служащие, даже врачи, даже многие учителя повели себя как враги Ленина, но объективно оказывались при этом врагами простого народа. В Петрограде шестнадцать министерств бастовали под руководством двух «социалистических» министерств, созданных в августе, — министерств труда и продовольствия.

Вот как описывал саботаж в первые дни Советской власти Джон Рид — хронист эпохи вполне точный:

«Оппозиционные силы, всё ещё державшие в своих руках экономическую жизнь страны, принялись за организацию хозяйственного разгрома и со всей способностью к совместным действиям… старались мешать Советам в их работе, разваливать и дискредитировать их.

Забастовка государственных служащих была хорошо организована и финансировалась банками и коммерческими предприятиями. Всякая попытка большевиков взять в свои руки правительственный аппарат встречала сопротивление.

Троцкий явился в министерство иностранных дел. Чиновники заперлись в своих помещениях, а когда двери были взломаны, они все подали в отставку. Он потребовал ключи от архивов, ключи были выданы ему только после того, как вызванные им рабочие явились взламывать замки. Тогда оказалось, что бывший товарищ министра Нератов скрылся и унёс с собой тайные договоры.

Шляпников пытался овладеть министерством труда. Служащих было несколько сот, но ни один не захотел показать Шляпникову, где находится кабинет министра.

Александра Коллонтай, назначенная 13 ноября (31 октября) комиссаром социального обеспечения, была встречена в министерстве забастовкой; на работу вышло всего сорок служащих. Это сейчас же крайне тяжело отразилось на всей бедноте крупных городских центров и на лицах, содержащихся в приютах и благотворительных учреждениях, — все они попали в безвыходное положение. Здание министерства осаждалось делегациями голодающих калек и сирот с бледными, истощёнными лицами. Расстроенная до слёз Коллонтай велела арестовать забастовщиков и не выпустила их, пока они не отдали ключей от учреждения и сейфа. Но когда она получила эти ключи, то выяснилось, что её предшественница, графиня Панина, скрылась со всеми фондами. Графиня отказалась сдавать их кому бы то ни было, кроме Учредительного собрания…»

(Рид Джон. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Госполитиздат, 1958, с. 134, 214–215.)

Здесь рассказ Рида временно прерву, чтобы сообщить, во-первых, что Максим Горький в очередной «несвоевременной» статье в № 194 «Новой жизни» от 6 (19) декабря 1917 года писал: «Я уверен, что сознательный рабочий не может сочувствовать фактам такого рода, как арест Софьи Владимировны Паниной. В её «Народном доме» на Лиговке учились думать и чувствовать сотни пролетариев… Вся жизнь этого просвещённого человека была посвящена культурной деятельности среди рабочих. И вот она сидит в тюрьме».

Да, Панина в тюрьме немного побыла. И если вспомнить, за что её в тюрьму посадили, то разве можно говорить, что её посадили туда зря?

Во-вторых же…

Во-вторых, графиня С. В. Панина (1871–1956) действительно в царское время финансировала «Народный дом», а с мая 1917 года она, член ЦК партии кадетов, стала товарищем министра государственного призрения и после Октября 1917 года подписала перевод всех средств министерства в банк «на имя Учредительного собрания».

Против Паниной возбудили уголовное дело о сокрытии государственных средств как акте саботажа. 28 ноября Панину арестовали и привезли в Смольный, а после отказа возвратить изъятые суммы — на сирот и калек — заключили в тюрьму, где она и пробыла в общей сложности… 22 дня.

Отношение к ней было там — по её же словам, безупречным и даже внимательным: графиня пользовалась, как-никак, популярностью.

10 декабря 1917 года её публично судил Петроградский революционный трибунал, вынесший приговор: оставить С. В. Панину в заключении до момента возвращения взятых ею народных денег в кассу Комиссариата народного просвещения, куда вошли и органы социального обеспечения.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация