Подобный подход в год 100-летия и Февральской, и Октябрьской революций был ожидаем заранее, и он является очевидной диверсией против исторической истины. Показательно, что попытку ввести понятие «Великая Русская революция» по аналогии с понятием «Великая Французская революция» предпринимают либеральные «историки», и они же готовы примирить «белых» и красных». Но волки могут быть сыты лишь тогда, когда овцы не целы… И не профессорам шубиным под силу опровергнуть этот факт.
Собственно, его вообще никто не способен опровергнуть, опираясь на логику и реальный исторический опыт человечества.
Февральская русская буржуазная революция, как и Великая Французская буржуазная революция — были чисто политическими революциями. Ни та ни та не меняли господствующий тип собственности — господствующей и до падения французской и русской монархий, и после их падения оставалась та частная собственность имущих собственников, о которой ещё Прудон сказал: «Собственность — это кража».
Политическая революция применительно к тогдашней России означала просто замену полуфеодального самодержавия «чистым» строем капитализма при не только сохранении, а даже упрочении в России института частной собственности на средства производства, землю и недра земли. Политическая революция «сверху» означала замену самодержавия, защищающего имущих собственников непоследовательно, прямой властью этих собственников. Политическая революция — это война дворцов против дворцов.
Октябрьская же пролетарская революция была социальной революцией. Социальная революция означала свержение власти частных собственников и установление власти абсолютно нового типа — Советской власти народа. Социальная революция — это война хижин против дворцов, это замена власти частных собственников, эксплуатирующих чужой труд, властью трудящихся масс.
Политическая революция в России, совершаемая российской имущей элитой, всё более оказывающейся клиентами Антанты и Америки, была для собственников России и Запада выгодна, социальная же революция, совершаемая трудящимися массами во имя интересов трудящихся масс, — смертельно опасна. Социальная революция в России для имущих классов была недопустима, политическая — необходима. О какой «преемственности» Октября по отношению к Февралю тогда может быть речь?
Уже в 1919 году американский экономист Торстен Ве́блен (1857–1929) суть происходящего в России ухватил очень точно:
«Большевизм является революционным по своей сути. Его цель — перенесение демократии и власти большинства в область промышленности и индустрии (жирный шрифт мой. — С.К.). Следовательно, большевизм — это угроза установившемуся порядку. Поэтому его обвиняют в угрозе по отношению к частной собственности, бизнесу, промышленности, государству и церкви, закону и нравственности, цивилизации и вообще всему человечеству».
Вот почему имущие собственники России и Запада сразу же возненавидели российский большевизм: он был нацелен на власть народа в сфере экономики, а это исключало в обществе институт социальных и экономических привилегий на основе имущественных прав. Перенесение якобы демократии из сферы избирательного права в сферу имущественного права превращает «демократию» для элиты в подлинную демократию — в политическую и экономическую власть народа, то есть в социалистическую демократию. Будущая демократия Ленина исключала возникшую в Феврале псевдодемократию Гучкова и Милюкова, а псевдодемократия Гучкова и Милюкова не могла не стремиться подавить любым способом лишь нарождающуюся демократию Ленина.
И воистину надо быть главным научным сотрудником Института всеобщей истории РАН и профессором Российского государственного гуманитарного университета в путинской России, чтобы отрицать это.
А ТЕПЕРЬ немного — о последних месяцах последней эмиграции Владимира Ильича Ульянова (Ленина)…
9(22) января 1917 года Ленин в цюрихском Народном доме на собрании швейцарской рабочей молодёжи прочёл на немецком языке доклад о революции 1905 года (В. И. Ленин. ПСС, т. 30, с. 306–328, и примечание 119 на с. 452).
Начав доклад со слов: «Юные друзья и товарищи! Сегодня двенадцатая годовщина «Кровавого Воскресенья», которое с полным правом рассматривается как начало русской революции…», Ленин очень обстоятельно, информативно, простым языком рассказал о ходе и сути революции 1905 года, о её значении для Европы, а закончил так:
«…русская революция… остаётся прологом грядущей европейской революции. Несомненно, что эта грядущая революция может быть только… пролетарской, социалистической…
Нас не должна обманывать теперешняя гробовая тишина в Европе. Европа чревата революцией. Чудовищные ужасы империалистической войны, муки дороговизны повсюду рождают революционное настроение, и господствующие классы… всё больше попадают в тупик, из которого без величайших потрясений они вообще не могут найти выхода…
Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции (выделено мной. — С.К.). Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 30, с. 306, 327–328.)
Мог ли Ленин говорить так, если бы он рассчитывал на скорую «грядущую пролетарскую революцию» в России, на которую якобы получил от кайзера или от Антанты «золотые миллионы»?
Даже во второй половине февраля 1917 года Ленин не знал о том, что его с Крупской вторая и последняя эмиграция заканчивается. И этому (полному неведению Ленина) есть точное, достоверное, документальное подтверждение — два его письма, относящиеся к началу 1917 года.
15 февраля 1917 года Ленин направляет из Цюриха очередное письмо младшей сестре — Марии Ильиничне Ульяновой в Петроград (впервые опубликовано в 1929 году в журнале «Пролетарская революция» № 11 по оригиналу):
«Дорогая Маняша! Сегодня я получил через Азовско-Донской банк 808 frs. (1 швейцарский франк ~ 0,58 рубля. — С.К.), а кроме того 22.I я получил 500 frs. Напиши, пожалуйста, какие это деньги, от издателя ли и от которого и за что именно и мне ли. Необходимо бы иметь расчёт, т. е. знать, какие именно вещи уже оплачены издателем, а какие нет. Я не могу понять, откуда так много денег (ха, из германского генштаба, вестимо, аж целая почти тысяча рублей! — С.К.); а Надя шутит: «пенсию» стал-де ты получать. Ха-ха! Шутка весёлая, а то дороговизна совсем отчаянная, а работоспособность из-за больных нервов отчаянно плохая. Но шутки в сторону, надо же всё-таки знать поточнее; напиши, пожалуйста… Боюсь расходовать деньги (иногда через меня посылали одному больному приятелю)…
Мы живём по-старому, очень тихо…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 55, с. 368–369.)
Надо ли много комментировать эти строки?
