Далее предоставляю слово генералу, успевшему написать в эмиграции мемуары:
«Станки разных заводов смешивались, а памятник Императору Петру I, отправленный морем, был потоплен. Таким образом нарушенная промышленная жизнь торгового центра, обнимавшего около трети промышленности всей России(тут Курлов, конечно, перехватил. — С.К.), совершенно разорила Ригу, отозвалась на всём экономическом положении государства, почти за два года до занятия его германцами… Внутри Империи эти заводы восстановлены не были, и часть станков совершенно пропала и даже была выброшена из вагонов. Между тем один Руссо-Балтийский вагоностроительный завод мог выпускать в неделю до 300 вагонов, что имело особое государственное значение ввиду последовавшего уже к этому времени расстройства транспорта…»
(Курлов П. Г. Гибель Императорской России. М.: Современник, 1992, с. 222.)
Такая вот иллюстрация с той стороны баррикад к тезису Станислава Говорухина о якобы прекрасно устроенной и прекрасно управлявшейся «России, которую мы потеряли»…
Не исключаю, что если бы скончавшийся в 1923 году Курлов дожил до времён Великой Отечественной войны и познакомился с тем, как провели в принципиально более сложных условиях эвакуацию промышленности на Восток большевики, то, возможно, он за одно это стал бы их уважать.
А через два года после промышленного разгрома Риги царским Петроградом «временный» Петроград сдал Ригу в видах разгрома революции и большевиков. После сдачи Риги Ленин, требуя нелегальной публикации «Листка по поводу взятия Риги», писал в ЦК: «Я знаю, что косность наших большевиков велика и что много труда стоить будет добиться издания нелегальных листков. Но я буду настаивать и настаивать, ибо это требования жизни, требования движения».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 86.)
В листке Ленин прямо связывал рижское поражение с готовящимися антинародными мерами и был прав. В июле 1917 года запланированная правыми неудача наступления в Галиции положила начало подготовке военной диктатуры. А в августе генералы сдали Ригу для того, чтобы окончательно развязать себе руки внутри страны.
Ждать развязки пришлось недолго: 21 августа (3 сентября) Рига была сдана, а уже 25 августа (7 сентября) 1917 года Корнилов через октябриста Владимира Львова (не путать с кадетом князем Георгием Львовым!) передал Керенскому ультиматум: отставка правительства и передача всей полноты власти Корнилову.
Как говорится: «Ныне отпущаеши…»
РОВЕСНИК Ленина, 47-летний генерал Лавр Корнилов, заменивший 64-летнего генерала Алексея Брусилова на посту Верховного главнокомандующего, как полководец был по сравнению с Брусиловым, мягко говоря, слаб. Однако Корнилов имел в глазах российской буржуазии и Антанты одно огромное достоинство: он был готов залить Россию кровью, подавляя революцию.
Затея эта была обречена на провал заранее, но если представить себе развитие событий в случае успеха Корнилова, то их логическим итогом была бы неизбежная утрата Россией положения великой — как-никак — державы и перехода её на положение политического клиента и промышленной полуколонии Запада и США. Причём — без особых надежд на изменение положения в будущем, поскольку для водворения «порядка» корниловцы вы́резали бы всю пассионарную часть нации, и Россия оказалась бы телом без души.
После Московского совещания Сталин 19 августа (1 сентября) 1917 года в № 6 газеты «Пролетарий» опубликовал как передовицу статью «Американские миллиарды», где писал:
«В условиях капитализма ни одно предприятие не может обойтись без капитала. Составившаяся ныне коалиция, во главе которой стоит правительство, — самое крупное предприятие в России… На какие же капиталы намерена существовать новая (совсем новая!) коалиция?
Послушайте «Биржевку» (вечерн. 17 августа):
«Ближайшим результатом работ Московского совещания, в особенности симпатии, проявленной к этому совещанию со стороны американцев, как передают, явилась возможность заключить на заграничном рынке 5-миллиардный государственный заём. Заём будет реализован на американском рынке…»
Ответ ясен. Коалиция будет существовать на американские миллиарды, за которые придётся потом отдуваться русским рабочим и крестьянам…
Но коалиция есть союз. Против кого же направлен союз Керенского — Милюкова — Церетели?
«Честная коалиция» Керенского — Милюкова — Церетели, финансируемая американскими капиталистами против революционных рабочих России, — так, что ли, господа оборонцы?
Так и запишем».
(И. В. Сталин. Сочинения. т. 3, с. 233–235.)
Под эти будущие миллиарды Корнилов и поднял мятеж — формально против Временного правительства, фактически — против России. По большому счёту Корнилов был, конечно, дурак, но считал себя силой. Использовали его «втёмную», как пешку, продвигаемую в ферзи.
И тут…
И тут Керенский 27 августа (9 сентября) 1917 года телеграфно сместил Корнилова с поста Главковерха. Корнилов отказался и обратился «к народу» с «патриотическим» обращением:
«Я заявляю всему народу русскому, что предпочитаю смерть устранению меня от должности Верховного… Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского Генштаба, убивает армию и потрясает страну… Тяжёлое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины… Мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путём победы над врагом — до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы…»
Текст обращения писал помещик и журналист Завойко — фигура более чем тёмная. Арестованный по делу Корнилова, он был 20 октября 1917 года освобождён, уехал в Лондон, затем — в США. В 1923 году выплыл как представитель ряда американских финансовых групп на переговорах с советским Концессионным комитетом.
Петроград был объявлен на военном положении, Керенский апеллировал к Петроградскому Совету, большевистская часть которого и без этого бездействовать не собиралась.
Ленин в момент корниловщины занял жёсткую позицию. 30 августа он писал в ЦК:
«Возможно, эти строки опоздают, ибо события развиваются с быстротой иногда прямо головокружительной. Я пишу это в среду, 30 августа, читать это будут адресаты не раньше пятницы, 12 сентября. Но, всё же, на риск, считаю долгом написать следующее…
По моему убеждению, в беспринципность впадают те, кто… скатывается до оборончества или (подобно другим большевикам) до блока с эсерами, до поддержкиВременного правительства. Это архиневерно, это беспринципность. Мы станем оборонцами лишь после перехода власти к пролетариату, после предложения мира, после разрыва тайных договоров и связей с банками, лишь после. Ни взятие Риги, ни взятие Питера не сделает нас оборонцами… До тех пор [пока] мы за пролетарскую революцию, мы против войны, мы не оборонцы!
