«Серьёзная работа внутри Учредительного собрания… будет сближение с крестьянами близкое, тесное, интимное. На это годны только рабочие, близкие по жизни к крестьянам. Ораторов и литераторов набивать в Учредительное собрание значит идти по избитой дороге оппортунизма…»
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 345–346.)
Тезисы не предназначались для опубликования, это был внутрипартийный деловой документ, так что он отражал, конечно же, истинную позицию Ленина. И, как видим, Ленин даже в октябре 1917 года был готов работать в Учредительном собрании, а не разгонять его…
Понадобились предоктябрьские провокации Керенского, октябрь 1917 года и два первых месяца существования Советского государства, чтобы Учредительное собрание с эсеро-меньшевистско-кадетским большинством стало анахронизмом и тормозом на пути как к стабилизации ситуации, так и к уверенному будущему народов России.
С другой стороны, к октябрю 1917 года тянуть с решительными действиями большевикам было уже нельзя. В переданном для зачтения на закрытом заседании конференции ещё одном письме Ленин предупреждал:
«Товарищи! Позвольте мне обратить внимание конференции на крайнюю серьёзность политического положения…
Не доказывает ли полное бездействие английского флота вообще, а также английских подводных лодок при взятии Эзеля [остров в Моонзундском (Муху) проливе. — С.К.] немцами, в связи с планом правительства переселиться из Питера в Москву, что между русскими и английскими империалистами, между Керенским и англо-французскими капиталистами заключён заговор об отдаче Питера немцам и об удушении русской революции таким путём».
(В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 347.)
Тревога Ленина была резонной — нечто подобное было разыграно версальцами и пруссаками в 1871 году в целях подавления Парижской коммуны.
Напомню, что Парижская коммуна 1871 года — революционное правительство парижских рабочих — стала результатом революции на фоне поражения Франции Наполеона III во Франко-прусской войне 1870–1871 годов.
После катастрофы под Седаном 4 сентября 1870 года Вторая империя пала, была провозглашена республика, но к власти пришли либералы и образовали «правительство национальной обороны» во главе с генералом Трошю и Тьером — ведь немцы продолжали оккупировать Францию и 17 сентября 1870 года начали осаду Парижа.
28 января 1871 года было подписано унизительное для французов перемирие. Париж волновался, к тому же резко обострилась безработица, народ голодал. Попытка подавить рабочих закончилась восстанием 18 марта, правительство Тьера бежало в Версаль, власть в Париже перешла к пролетариату. Но продержалась Коммуна 72 дня. Отсутствие единой линии и сговор Тьера с Бисмарком позволили «версальцам» в конце мая 1871 года занять Париж штурмом и буквально утопить Коммуну в крови — общее количество жертв белого террора составило около 100 тысяч человек.
И коль уж подобная технология подавления революционных масс в ситуации внешней войны один раз была успешно опробована во Франции, то почему бы было не использовать её в России?
В Июле 1917 года российская реакция попыталась — малоудачно, правда, — реализовать сценарий Июля 1848 года в Париже. Тогда под руководством военного министра генерала Луи Эжена Кавеньяка была кроваво подавлена Июльская революция. Теперь — в октябре 1917 года — была вполне возможной попытка реакции реализовать в Петрограде ещё один парижский сценарий — мая 1871 года…
К слову — беспокоился ли бы Ленин о судьбе русской революции, предупреждал ли бы он соотечественников об опасности, если бы обслуживал иностранные интересы?
Ленин даже накануне Октября всерьёз рассчитывал на то, что большевикам придётся в Учредительном собрании работать! И работать не на Германию или Антанту, а на трудящуюся Россию. Да, он писал Ивару Смилге из Выборга 27 сентября (10 октября) 1917 года о том, что стоило бы «пустить в обращение лозунг» — «Власть должна немедленно перейти в руки Петроградского Совета, который передаст её съезду Советов» (В. И. Ленин. ПСС, т. 34, с. 266–267). Но при этом через неделю уже после перехода власти в руки Петроградского Совета, который передал её II съезду Советов, большевики провели выборы в Учредительное собрание.
Другое дело, что теперь политическая ситуация изменилась принципиально, и задачей Учредительного собрания — если бы его большинство заботилось о будущем России — становилось утверждение новой власти и сотрудничество с ней на базе основных принятых декретов Советской власти — более чем демократических и Россией ожидаемых.
Отказавшись от этого, «учредители», как и «временные» правители России (в число которых входили и все буржуазные «учредители»), сами обрекли себя на исторжение из политической жизни новой России.
Впрочем, в конце октября 1917 года всё это было ещё впереди, и даже Ленину всё виделось в дымке неясного будущего.
Ясно было одно — Временное правительство надо низвергать немедленно, надо немедленно брать власть и провозглашать новую Россию на открывающемся 25 октября 1925 года II съезде Советов.
Глава 2
Десять дней, которые потрясли мир…
ЗА ДЕНЬ до того, как выстрел вошедшего в «Неву» крейсера «Аврора» возвестил миру о рождении нового мира (уж в этом-то — в абсолютной социальной новизне Октябрю 1917 года не отказывают даже злейшие клеветники на Ленина), диспозиция главных фигур 1917 года была такова…
Керенский и Временное правительство засели в Зимнем дворце, который всё более походил на могильный склеп.
Троцкий, Сталин и Свердлов находились в Смольном, который всё более походил на улей.
Лидеры меньшевиков Дан и Мартов витийствовали в том же Смольном, но — уже с надорванными голосами.
Ленин же всё еще пребывал в квартире Фофановой, которая всё более походила на клетку…
Кажется, Талейрану принадлежит следующая — хотя и спорная, но для многих случаев верная — мысль: «Романист обязательно награждает своих главных героев умом и выдающимся характером. История не так разборчива и выдвигает на главные роли того, кто в данный момент оказывается у неё под рукой».
По отношению к Керенскому и его коллегам эта мысль абсолютно верна!
По отношению к Ленину и его коллегам эта мысль верна от противного, иными словами — абсолютно неверна!
Даже Троцкий, которого надо назвать «злым гением русской революции», даже, повторяю, Троцкий был тогда необходим. В те дни он действовал незаурядным образом и играл роль положительную, потому что жил и действовал в русле ленинских идей, планов и устремлений. Такая оценка Троцкого будет верной даже в том случае, если предполагать в нём (оснований для этого хватает) доверенного эмиссара мировой Золотой Элиты, имевшего задачу по мере возможностей контролировать и направлять процесс. В октябре 1917 года Троцкий — даже если исподволь мешал — публичным образом работал на приход ленинского Октября.
