Осенью 1958 года отряд кхампа почувствовал, что у него достаточно сил, чтобы вступить в открытый бой с противником. Андруцан выбрал для военной операции Цетан, довольно большой торговый город южнее Брахмапутры. Китайцы разместили там свой гарнизон и укрепили поселение. У них было несколько лет, чтобы соорудить всевозможные военные укрепления. Их главное оборонительное сооружение представляло собой ров с водой глубиной восемь метров и шириной – три. Они полагали, что пересечь этот ров, не будучи замеченным, невозможно, потому что и днем и ночью его охраняли часовые. Китайцы считали свою базу совершенно неприступной.
Жители Цетана очень устали от китайских военных в городе. Те, кто имел какие-то сведения о секретах китайских укреплений, охотно делились ими с Андруцаном. И вот однажды темной ночью несколько храбрых горожан рискнули жизнью, подкрались к основным контрольным пунктам, убили часовых и привели в действие механизм, спускавший воду изо рва. Под покровом тьмы люди Андруцана обрушились на китайский гарнизон. Битва продолжалась несколько часов и стоила жизни трем тысячам китайцев.
Это была большая победа кхампа. Но на этом они не успокоились. В ноябре 1958 года под командованием Андруцана сражалось уже двенадцать тысяч человек, которые держали под контролем все территории южнее Брахмапутры и восточнее Гьянце. Везде они находили поддержку местного населения. Потому что это уже был не бунт землевладельцев и купцов, а всенародное восстание, в котором принимали участие все слои населения, жаждущего освободить свою страну от ненавистных захватчиков.
Тем временем ситуация в Лхасе обострилась. Весной 1958 года китайцы прекрасно понимали, что многие из высокопоставленных правительственных чиновников, которые якобы сотрудничали с ними, на самом деле помогали кхампа. Но доказать это было невозможно. К лету 1958 года китайцы настолько обеспокоились, что в качестве доказательства «благонадежности» потребовали от Далай-ламы послать собственных солдат и личную охрану на борьбу с кхампа.
В это время Далай-лама повел взвешенную дипломатическую игру, надеясь выгадать время. Тибетцы по своей природе миролюбивый народ. Они никогда не повышают голоса, если мягкий ответ обещает предотвратить ссору. Когда китайцы потребовали у Далай-ламы послать его войска против кхампа, он вежливо ответил, что с радостью сделал бы это, но, к сожалению, его солдаты очень плохо вооружены и потому не смогут стать достойными противниками для кхампа. Когда же китайцы предложили предоставить соответствующее вооружение, Далай-лама снова высказал сожаление: как бы печально это ни было, он вынужден признать, что сомневается в надежности своей армии и боится, как бы бойцы не переметнулись на сторону кхампа.
Пока продолжалась эта дипломатическая переписка, подошло время, когда Далай-ламе следовало нанести официальные визиты «трем столпам государства», то есть посетить главные монастыри Тибета – Дрепун, Сэра и Гандэн, – это надлежало проделывать раз в несколько лет. Настоятели этих трех монастырей были одними из самых влиятельных людей Тибета. Они использовали визиты Далай-ламы, чтобы проводить долгие совещания с ним и его министрами. На дворе был июль 1958 года, и государственные мужи уже начинали опасаться за жизнь своего молодого монарха. Поэтому было решено издать эдикт, согласно которому к Далай-ламе нельзя было допускать никого без письменного разрешения Кашага, то есть Кабинета министров. С помощью этой меры они надеялись удерживать китайцев на расстоянии от дворцов Далай-ламы и не допустить его убийства или похищения.
Китайцы поняли подоплеку этого эдикта и пришли в ярость. Военный губернатор города заявил, что, поскольку Кашаг не представляет народа, этот указ силы не имеет. Кабинет министров отреагировал на это очень умно. Было созвано новое Цогду, народное представительство, взамен распущенного китайцами после вторжения в страну «китайской освободительной армии». Прежнее Цогду было довольно неповоротливой структурой, состоящей из шестисот представителей всех слоев населения: знати, монахов, купцов, мелких торговцев и ремесленников. Это собрание выражало мнение народа и хотя не имело настоящей власти, к его решениям Кашаг все же прислушивался. Новое Цогду, члены которого были выбраны из тех же слоев населения, состояло всего из шестидесяти человек. После этого Кашаг объявил китайцам, что с этого момента аудиенцию у Далай-ламы можно получить только при наличии положительного решения Народного собрания.
Теперь молодой монарх оказался как бы за высокой стеной. Китайский губернатор по настоянию Пекина приложил все усилия, чтобы пробить в ней брешь. А советники Далай-ламы, наоборот, прилагали не меньшие усилия к ее укреплению. В ноябре 1958 года китайцы направили Далай-ламе приглашение принять участие в работе Всекитайского собрания народных представителей Китайской Народной Республики, которое должно было состояться в январе следующего года. И снова пошли в ход дипломатические хитрости, чтобы выиграть время. Далай-лама послал китайскому премьер-министру Чжоу Эньлаю ответ, в котором сообщал, что с радостью принял бы приглашение, но, к сожалению, именно в этом месяце ему предстоят экзамены на звание геше лхарамбы, доктора буддийской философии, и он надеется на понимание. Тогда китайцы, стремясь заманить Далай-ламу в свои сети, ответили, что в таком случае могут отложить созыв Национального собрания на более поздний срок. Но теперь весь тибетский народ требовал, чтобы Далай-лама ни при каких обстоятельствах не ехал в Пекин.
Между тем в столице действовала подпольная молодежная организация «Цокпа». Эти молодые люди уже вынашивали лозунги, которые скоро будет повторять весь народ: «Китайцы, уходите с нашей земли – мы за независимость!»
В это критическое время – утром 9 марта 1959 года – в резиденцию Норбу Линка на велосипеде приехал предатель, чтобы заманить Далай-ламу в ловушку к китайцам. В качестве Иуды захватчики выбрали монаха по имени Пхакпа-ла. Обычно все монахи-чиновники являлись на утренний прием к Далай-ламе. На такое ежедневное собрание ста семидесяти пяти высших чиновников 9 марта 1959 года явился и Пхакпа-ла. На нем было обычное коричневое монашеское одеяние и желтая куртка. Он подгадал момент, чтобы шепотом переговорить с Далай-ламой. От имени китайского генерал-губернатора Тибета, генерала Тань Куаньсаня, в строжайшей секретности он пригласил его присутствовать на следующий день на китайском «театральном представлении» в гарнизоне китайского военного командования. Предатель подчеркнул, что речь идет о неофициальном приглашении, поэтому Далай-лама – в интересах китайско-тибетских отношений – должен прийти без министров, членов Кашага и только с тремя-четырьмя невооруженными сопровождающими.
Далай-лама принял это приглашение с притворным воодушевлением. То, как оно было сделано, грубо нарушало дворцовый протокол, поэтому Далай-лама тут же поставил в известность своего старейшего учителя Йондзина Римпоче.
[92] Тот увидел в этом явную опасность и вызвал для совещания тех членов Кашага, в преданности которых не сомневался: Суркхана, Шасура и Люшара. Эти люди, вернейшие из верных, долго обсуждали ситуацию, до глубокой ночи с 9 на 10 марта. Они были уверены, что китайцы хотят выманить Далай-ламу из Лхасы, чтобы убрать его с дороги, раз он не желает быть послушной марионеткой в их руках. Той ночью впервые стали рассматривать вариант отъезда Далай-ламы в Индию. Но, не решаясь самостоятельно принять столь важное решение, эти доверенные лица сошлись на том, что необходимо поставить этот вопрос перед шестьюдесятью членами нового Цогду. Народное собрание постановило созвать для обсуждения этого вопроса большее количество народных представителей. И вот в исторический день 11 марта 1959 года около тысячи тибетцев – аристократы, купцы, монахи, мелкие торговцы и ремесленники – собрались вместе и целую неделю совещались о том, как можно спасти жизнь своему любимому духовному лидеру и главе государства. В том, что Далай-лама находится в серьезной опасности, никто не сомневался. Это было самое большое по числу участников Народное собрание в истории Тибета, и первым его решением было объявить недействительным договор с китайцами, состоящий из 17 пунктов, так как он нарушает нормы международного права.
