Ведь есть же иные способы транспортировать такие грузы, кроме как использовать человеческую силу. Китайцы уже много сотен лет назад изобрели колесо! Эта простая вещь могла бы дать огромный толчок развитию транспортных коммуникаций и торговли, да и всей общественной жизни Тибета, намного повысить уровень жизни – но нет, правительство не хочет использовать в стране никаких колес.
Впоследствии, руководя ирригационными работами, я сделал несколько находок, которые укрепили меня в подозрении, что много столетий назад тибетцы знали и использовали колесо. Мы находили в земле обтесанные каменные блоки размером со шкаф – не один, нет, целые сотни! Попасть в эти места с отдаленных на многие километры каменоломен они могли только с помощью технических средств. Когда моим рабочим приходилось передвигать такие блоки всего на несколько метров, они предварительно разрубали их на восемь частей. Какая ирония!
Я все больше убеждался в том, что период расцвета Тибета остался в прошлом. Свидетелем прежнего величия этой страны был каменный обелиск, установленный в 763 году.
[44] Тогда тибетская армия дошла до самых ворот китайской столицы, и с императором был заключен мир, согласно которому Китай должен был выплачивать Тибету ежегодную дань в размере 50 тысяч рулонов шелка.
Да и Потала. Этот дворец тоже наверняка был построен во времена расцвета, даже если и не в ту же эпоху. Сегодня тут никому бы и в голову не пришло строить нечто подобное. Однажды я спросил работавшего у меня каменотеса, почему теперь подобных зданий не возводят, на что он с негодованием ответил, что Поталу создали божества, ведь люди никогда бы не смогли построить такого! По его словам, это чудо по ночам строили добрые духи и неземные существа.
Меня глубоко потрясло такое безразличие к прогрессу и отсутствие честолюбия – так же глубоко, как вид «бурлаков», тащивших огромные бревна.
Тибет постепенно отказывался от военной славы и мощи в пользу религии. Может быть, это и способствовало счастью жителей…
Так вот, бревна доставляли в Лхасу к Новому году и связывали ремнями из ячьей кожи в толстую мачту высотой двадцать метров. Потом на ней закрепляли огромный флаг со словами молитв – в отличие от европейских флагов, здесь материю прибивают к мачте сверху донизу. Видно, стволы оказались слишком тяжелыми для кожаных ремней: когда эту конструкцию стали поднимать, она развалилась на части. Бревнами убило троих рабочих и многих покалечило.
Все пришли в ужас от этого страшного предзнаменования, стали предсказывать грядущие несчастья – природные катаклизмы, землетрясения и наводнения, начали поговаривать о войне, многозначительно кивая в сторону Китая. Тут суевериям подвержены все, даже аристократы, учившиеся в английских школах.
Но все же раненых понесли не к ламам, а к британскому представительству. Там всегда имелось несколько больничных коек для тибетцев. Английский врач никогда не сидел без дела. Каждое утро у его дверей выстраивалась целая очередь пациентов, а после полудня он навещал больных в городе.
Монахи молча терпели это вторжение в сферу своей деятельности, потому что замалчивать успехи этого врача было совершенно невозможно, – а кроме того, Англия была очень влиятельной силой в Азии.
Медицинское обслуживание в Тибете находилось в плачевном состоянии. Врачи британского и китайского представительств, которые лечили и меня, были единственными квалифицированными медиками на три с половиной миллиона жителей страны. Врачи нашли бы в Тибете широкое поле для деятельности, но правительство никогда не могло бы позволить себе призвать в страну иностранных специалистов. Вся власть здесь сосредоточена в руках монахов, а они яростно критиковали даже высокопоставленных чиновников, если те прибегали к помощи английского врача.
Наша первая работа
Поэтому, когда один высокопоставленный чиновник-монах обратился к Ауфшнайтеру с просьбой спроектировать оросительный канал, мы восприняли это как добрый знак в плане нашего будущего. Мы от радости просто лишились дара речи. Это был первый шаг к тому, чтобы закрепиться в Лхасе, и сами монахи помогали нам сделать его!
Ауфшнайтер незамедлительно начал делать замеры. Я захотел помочь ему в этом, потому что рассчитывать на более понимающего в этом вопросе помощника не приходилось.
Монах-полицейский. Во время празднования Нового года он несет ответственность за поддержание порядка в городе. В знак власти у него в руках деревянная дубинка и хлыст. Подпоясан он коралловыми четками
Монахи, танцующие во время празднования «малого Нового года» в столичном районе Шо у подножия Поталы. На них раскрашенные деревянные маски и сетчатые «фартуки», сделанные из человеческих костей и слоновой кости. В руках – ритуальные жезлы-ваджры и колокольчики
Так что я отправился к месту его работы на Линкоре. Там меня ожидало поразительное зрелище, равного которому не найти во всем мире.
Сотни или даже тысячи монахов в красных одеждах сидели на корточках и занимались делом, для которого мы обычно ищем уединения. Это было просто неописуемо. Да, незавидное досталось Ауфшнайтеру место для работы! Мы яростно принялись за дело, стараясь не смотреть по сторонам. Только бы побыстрее все закончить и уйти оттуда.
Дело у Ауфшнайтера спорилось, и уже через две недели можно было приступать к рытью траншеи. Для этого ему выделили сто пятьдесят рабочих, и мы почувствовали себя крупными предпринимателями. Но мы еще не были знакомы с местными методами работы…
Тем временем я тоже искал себе занятие. Сад Царона все еще оставался самым подходящим местом для меня, больного человека, и я много размышлял о том, что можно сделать для его украшения. Наконец меня осенило: надо соорудить фонтан!
Я все тщательно замерил и сделал чертеж – замечательный план был готов. Царон с энтузиазмом воспринял мою идею. Он лично выбрал слуг мне в помощь, и я удобно устроился на солнышке и стал руководить своей свитой. Скоро был проложен подземный трубопровод и вырыта чаша бассейна. Когда мы приступили к бетонированию, Царон не смог отказать себе в удовольствии и лично принял участие в этом процессе, ведь во время строительства большого железного моста он стал настоящим экспертом в бетонном строительстве.
