За мной послал «главный камергер» юного божества, носивший звучный титул дрёньер чемо. Он предложил мне украсить сад цедрунов. Для меня это была замечательная возможность! Кроме того, монах намекнул, что следует обновить и сад Далай-ламы, так что если моя первая работа понравится… Я тотчас же согласился. Мне выделили несколько помощников, и я с энтузиазмом принялся за дело. Теперь у меня едва оставалось время на частные уроки английского и математики, которые я давал нескольким знатным молодым людям.
Что теперь с нами могло случиться? У нас были заказы от самых высокопоставленных монахов – разве это не означает, что с нашим пребыванием в городе смирились и решили больше не высказывать возражений по этому поводу?
Но нас ожидал еще один тяжелый удар. Однажды утром к нам явился высокопоставленный чиновник Министерства иностранных дел, некий Кьибуб, последний из тех четырех тибетцев, которые много лет назад обучались в Рагби. Он был явно не рад возложенной на него миссии. Рассыпаясь в извинениях, с большим сожалением он сообщил нам, что английский врач счел меня достаточно здоровым для путешествия и тибетское правительство требует нашего незамедлительного отъезда. В подтверждение своих слов он показал медицинское заключение, где говорилось, что, несмотря на неполное выздоровление, я уже в состоянии путешествовать без риска для жизни.
Нас с Ауфшнайтером это потрясло как гром среди ясного неба. На такое мы совсем не рассчитывали! Но мы взяли себя в руки и постарались вежливо и сдержанно изложить свои аргументы. Достаточно малейшего повода, чтобы моя болезнь разыгралась с прежней силой. И как мне быть, если посреди трудной дороги окажется, что я не в состоянии сделать больше ни шага? Кроме того, как раз сейчас в Индии начался период изнурительной жары. Человек, долго дышавший здоровым высокогорным воздухом в Лхасе, не сможет перенести такую резкую перемену климата без серьезного ущерба для здоровья. Да и что станется с нашей работой? Нам ведь сделали заказы очень высокопоставленные лица, и мы ни в коем случае не хотим оставлять свои начинания незавершенными. Поэтому мы направим в правительство еще одно прошение.
Мы уже внутренне приготовились к следующему настоятельному требованию отправляться в Индию и стали готовить очередной план побега в Гималаи. Ведь нам было известно, что в Индии наши товарищи до сих пор томятся за колючей проволокой, хотя на дворе уже апрель 1946 года.
Но после этого дня о приказе покинуть Тибет больше никто и никогда не упоминал, хотя еще некоторое время мы провели в напряженном ожидании.
К тому моменту мы уже совершенно освоились в Лхасе. На улице мы больше не привлекали внимания, дети не показывали на нас пальцами, к нам перестали ходить толпы любопытных – теперь к нам в гости ходили только друзья. Британское представительство тоже, как видно, уверилось, что мы не представляем никакой опасности, и хотя из Дели поступил запрос на нашу выдачу, но исполнения его никто особенно не добивался. Тибетские официальные лица заверили нас, что не имеют ничего против нашего пребывания в стране.
Мы все больше приживались в Лхасе. Теперь мы неплохо зарабатывали и больше не зависели от гостеприимства Царона. Работа нас радовала, и время летело быстро… Единственное, чего мы страстно желали, – получить письма с родины. Два года мы были лишены возможности послать туда весточку, и, наверное, нас давно уже считали погибшими. Но мы утешали себя тем, что нынешнее наше положение более чем сносно и есть все основания быть довольными. У нас была крыша над головой, и больше не приходилось все силы тратить на то, чтобы просто выжить. По достижениям западной цивилизации мы не скучали – Европа с ее суетой казалась нам чем-то очень далеким. Часто, слушая новости по радио, мы грустно качали головами: приходившие известия совсем не воодушевляли нас на возвращение на родину.
Большое разнообразие в нашу жизнь вносили посещения знатных семейств Лхасы. Мы не переставали удивляться тибетскому гостеприимству и поражались тому, какие изысканные блюда подавали по случаю нашего прихода.
Младший сын матери божества
Однако все, что я видел до этого, затмил первый официальный прием в доме родителей Далай-ламы, на котором я присутствовал. Честно говоря, оказался я там случайно. Я как раз работал в саду – мне заказали украсить и его. Вдруг за мной послала мать Далай-ламы и попросила прервать работу на этот день и присоединиться к гостям. В некотором замешательстве я взирал на блестящее собрание в приемной зале. Собралось примерно три десятка знатных персон – все в лучших своих нарядах, настроение у всех приподнятое. Мне сообщили, по какому поводу торжество: отмечали рождение младшего сына «Святой Матери», который появился на свет за три дня до того. Я смущенно пробормотал поздравления и подарил белый хадак, который только и успел одолжить у одного знакомого. «Святая Мать» благосклонно улыбалась. Я снова поразился этой женщине. Как ни в чем не бывало она ходила по зале и оживленно беседовала то с одним, то с другим гостем. Просто удивительно, как быстро тибетские женщины восстанавливаются после родов. По этому поводу здесь вообще не очень волнуются. Врачей тут нет, поэтому женщины просто помогают друг другу. Тибетки гордятся, если у них много здоровых детей. Даже знатные дамы кормят детей сами, и притом удивительно долго. Нередко бывает, что даже трех – и четырехлетние дети продолжают сосать грудь. Жены кочевников и бедняков, занимаясь делами, носят младенцев с собой, в специальном нагрудном кармане овчинных тулупов, и, когда малыш голоден, он быстро сам находит себе пропитание. И бедняки, и богачи очень любят детей и балуют их. Но, к сожалению, практически каждая семья платит страшную дань венерическим болезням, поэтому, особенно в городах, действительно многодетных семей довольно мало.
Когда ребенок появляется в знатной семье, к нему тут же приставляют служанку, которая не отходит от малыша ни днем ни ночью. Рождение ребенка всегда пышно отмечают. Церемонии вроде нашего крещения и крестных родителей тут нет. Имя – точнее сказать, имена, ведь каждый ребенок получает их несколько,
[50] – выбирает лама, учитывая при этом множество астрологических аспектов и связи с различными святыми. Если ребенок переносит тяжелую болезнь, но остается в живых, обычно ему меняют имя: прежнее с этого момента считается дурным предзнаменованием и поэтому больше не используется.
У меня был один друг, который уже во взрослом возрасте перенес тяжелую дизентерию и сменил имя – я к этому никак не мог привыкнуть и вечно путался.
По поводу рождения младшего брата Далай-ламы был устроен веселый праздник и по-настоящему роскошный пир. Мы сидели на подушках перед маленькими столиками, разместившись точно в соответствии с рангом и статусом.
Два часа подряд слуги подавали все новые и новые блюда. Поначалу я хотел сосчитать количество перемен, но после сорока сбился. Для такого пиршества необходима определенная тренировка – ограничить себя во время первых перемен, продержаться до конца и быть в состоянии отведать чудесные лакомства, подаваемые на десерт. Проворные слуги ловко меняли посуду, бесшумно уносили ненужное и приносили новые яства. Чего там только не было! Деликатесы со всего света стояли рядом с блюдами местной кухни из баранины, мяса яка, курицы и риса. Тут же были и индийские кушанья, благоухающие карри и всевозможными приправами. А когда под конец подали обязательный суп с лапшой – его было уже не осилить. И хотя все были несколько утомлены поглощением этого великолепия, некоторые гости стали просить устроить игры. За ними незаметно пролетает время и наступает вечер. Тут подают ужин, он как будто еще обильнее обеда, хотя это сложно себе представить, и снова несколько часов все заняты поеданием великолепных блюд. Я про себя удивлялся, что остались еще блюда, которых до того не было на столе. Потом пили чан в больших количествах, потому что кушанья были острые и после них очень хотелось пить. Тем, кому пиво казалось слишком легким напитком, предлагали виски или портвейн. Гости становились все веселее, хозяева радовались, что угодили гостям. Немного опьянеть не считается зазорным, – наоборот, здесь придерживаются мнения, что это способствует всеобщему веселью.
