Уют собственного дома
В моей жизни в том году многое изменилось в лучшую сторону. Я стал сам себе хозяином: у меня появился собственный дом, в котором я мог жить совершенно независимо от кого бы то ни было. Я, конечно, не забывал, насколько многим обязан Царону, который проявил гостеприимство и помог мне встать на ноги. С тех пор как я начал зарабатывать, я платил ему за аренду комнат. В последнее время мне поступало много предложений от знатных знакомцев, переезжавших по делам службы в провинцию, воспользоваться их столичными домами, садами и частью прислуги. Это было, конечно, очень заманчиво, тем более что теперь у меня хватало средств на ведение хозяйства.
В итоге я решил поселиться в одном из особняков министра иностранных дел Суркхана. Выбрал я этот дом потому, что он по тибетским меркам был одним из самых современных зданий в городе. У него были массивные стены и множество застекленных окон с мелким переплетом, только вот количество комнат явно превосходило мои потребности. Поэтому я выбрал себе для жизни несколько помещений, а остальные распорядился запереть. Комнату, куда по утрам попадало больше всего солнца, я сделал своей спальней. Рядом с кроватью поставил радио, а на стенах развесил картинки с видами Альп из календаря, который не знаю как, наверное с партией часов, попал в Лхасу. Шкафы и сундуки у меня в комнате были резные и ярко раскрашенные, похожие на нашу крестьянскую мебель. Одежду нужно было особенно тщательно хранить летом, потому что моль и прочие насекомые тут водились во множестве.
Полы во всем доме были каменные, и мой слуга очень гордился тем, что они сверкали, словно зеркало. Он натирал их воском и каждое утро, приплясывая, катался по дому в шерстяных тапках – эта работа для него явно была в удовольствие. Во всех комнатах у меня лежали пестрые ковры – все небольшие, потому что потолки тут поддерживали колонны. В Лхасе были известные мастера по изготовлению ковров, которых приглашали в дом к знати, и они на месте создавали ковры нужных размеров. Мастер садится на пол перед деревянной рамой и вяжет вручную спряденные нити, создавая классические орнаменты – с драконами, павлинами и цветами. Такие ковры служат многим поколениям владельцев, материал очень прочный, а краски, изготовляемые из древесной коры из Бутана, зеленых ореховых скорлупок и растительных эссенций, сохраняют яркость в течение долгих лет.
В гостиной я распорядился поставить себе письменный стол и большую чертежную доску. Насколько ловко местные столяры справлялись с изготовлением традиционной мебели, настолько беспомощны они оказались, получив непривычный заказ. Творческие способности здесь не принято применять почти ни в каких профессиях, а эксперименты не поощряются ни школой, ни частной инициативой.
В гостиной стоял алтарь, к которому мой слуга относился с особым тщанием. Ежедневно он наливал в семь чашечек свежую воду для божеств и следил, чтобы огонек в масляной лампе никогда не гас. А я все время опасался грабителей, потому что на статуэтках божеств были диадемы из чистого золота с бирюзой. К счастью, слуги у меня были очень надежные, так что за все годы, проведенные в этом месте, у меня ничего не пропало.
Единственной загвоздкой для меня оказалось устройство душа. В конце концов я сделал резервуар для воды с лейкой из большой бензиновой канистры, продырявив ее с одной стороны. Разместил я это устройство в небольшой комнатке рядом со спальней. Так как пол там был каменный, то устроить сток оказалось делом несложным: я просто проделал дырку в стене, что при строительстве без использования цемента совсем не трудно. Эта душевая привлекала всех моих друзей, потому что они в лучшем случае привыкли мыться в маленькой оловянной ванне, а то и в холодной реке. Плоская крыша моего дома, огороженная каменной стеной, казалась мне идеальным местом, чтобы загорать. Вот только в Тибете практика приема солнечных ванн неизвестна и непонятна. Здесь никто не хочет, чтобы кожа темнела от солнца, и все удивляются картинкам из иллюстрированных журналов, на которых часто изображают загорающих людей.
Как и на всех крышах, в углу моей стоял флагшток для молитвенных флагов. На нем я закрепил радиоантенну. У меня в доме был очаг для благовоний и другие «приносящие удачу» атрибуты любого лхасского жилища, которые я старался содержать в порядке, чтобы не нарушить тибетские обычаи и не оскорбить местных жителей.
Вскоре я совершенно обжился в этом доме, мне было приятно возвращаться туда после работы или из гостей. Меня всегда поджидал слуга Ньима (это имя означает «солнце») с теплой водой и чаем, в комнатах все было прибрано, спокойно и уютно. Я тщательно охранял свое уединение, что было не так-то просто: в Тибете слуги обычно находились рядом с хозяевами, ожидая приказаний, и часто по собственному почину приходили подливать чай. Ньима, конечно, уважал мои желания, но был очень ко мне привязан. Он часто дожидался меня у дверей того дома, где я гостил, даже если я отсылал его спать. Он опасался, что на меня могут напасть на обратном пути, и был готов с револьвером и саблей в руках защищать жизнь своего господина. Такая преданность просто обезоруживала меня.
Ньима жил у меня с женой и детьми, и на примере этих простых людей я мог в очередной раз убедиться в том, как сильно тибетцы любят своих малышей. Если кто-нибудь из них заболевал, Ньима тут же звал к нему лучшего ламу-лекаря, не жалея на это никаких денег.
Со своей стороны, я делал все возможное, чтобы мои слуги не хворали и чувствовали себя хорошо, ведь мне хотелось видеть вокруг себя счастливые лица. Я направлял их в индийское представительство, где мне всегда шли навстречу, делать прививки и, в случае необходимости, лечиться, но это приходилось контролировать, поскольку на болезни взрослых людей в Тибете обращать внимания не принято.
Кроме личного слуги, получавшего в месяц около тридцати марок, правительство выделило мне посыльного и конюха. С тех пор как я начал работать в Норбу Линка, мне дозволялось постоянно ездить на скакуне из конюшни Далай-ламы. Поначалу полагалось менять лошадь каждый день: конюший очень внимательно следил за тем, чтобы ни один из коней не переутомлялся, потому что, если бы какое-нибудь животное начало терять вес, конюший тут же лишился бы должности. Но для меня, конечно, эта постоянная смена лошадей была малоприятна. Животные были привычны к полному спокойствию и прекрасным лугам Норбу Линка, так что, попав на узкие городские улицы, они всего пугались. Позже мне удалось добиться позволения ездить на одном коне в течение недели и пользоваться только тремя лошадьми, чтобы мы хоть немного друг к другу привыкли. Сбруя у лошадей была желтая, как и все, что принадлежит Далай-ламе, и теоретически я мог на этих конях, отмеченных цветом Божественного Правителя, доезжать до самой Поталы или ездить по Паркору и в то время, когда это запрещено даже министрам.
Конюшня, кухня и домик для слуг стояли рядом у меня в саду, обнесенном высокой стеной. За этим садом я ухаживал с особенной любовью. Он был просторный, так что я разбил в нем много цветочных клумб и грядок с овощами, после чего осталось еще достаточно места, чтобы играть на красивом газоне в бадминтон и крокет. Кроме того, в саду я поставил стол для пинг-понга, столь любимого в Тибете. В небольшой теплице росли овощи, которые с самой весны приятно разнообразили мой стол. Всем гостям я показывал свои грядки: я очень гордился успехами в садоводстве. Я взял на вооружение опыт мистера Ричардсона, каждое утро и каждый вечер понемногу работал в саду, и вскоре мое усердие было вознаграждено. Уже в первый год у меня выросли замечательные помидоры, цветная капуста, салат и зелень. Все это достигало здесь удивительных размеров, совершенно не теряя вкусовых качеств. Рецепт очень прост: нужно только заботиться, чтобы почва была достаточно влажной, а сухой воздух и практически тропическое солнце создают все условия, чтобы овощи замечательно росли. Правда, увлажнение почвы было делом не самым простым, потому что не было ни водопровода, ни, конечно же, садовых шлангов, из которых можно было бы опрыскивать растения. Нужно было делать грядки таким образом, чтобы посередине оставался канал для воды. В садовых работах мне всегда помогали две женщины, особенно в прополке – сорняки у меня вырастали тоже в больших количествах. Но результаты вполне оправдывали вложенный труд: с шестнадцати квадратных метров грядок я собрал двести килограммов помидоров, причем некоторые плоды весили по полкило. Примерно так же обстояло дело с другими овощами. Все европейские сорта овощей дают здесь, несмотря на короткое лето, отличный урожай.
