Обычно Эвель не сразу отрывалась от монитора, но сейчас тут же подняла голову.
— Леона, добрый вечер. Прошу, садись.
Голос ее был приторно-сладким, но в нем хрустели кристаллики льда.
— Добрый вечер, Эвель. Я бы хотела поменяться с Зеттой в понедельник.
— Не уверена, что у нее получится.
— Тогда я прошу выходной.
— Что-то случилось? — Начальница поджала губы.
К счастью, нет.
— У меня личные обстоятельства.
— Твои личные обстоятельства уже переходят все границы. Ты не работаешь по выходным, теперь отпрашиваешься еще и на понедельник. Ты вообще настроена на сотрудничество, Леона, или собираешься уйти из шоу-бизнеса?
Я сцепила руки на столе. Почему-то всем вокруг кажется, что, если рядом с тобой правящий, приятности валятся как из рога изобилия. Сказала бы я, что валится на самом деле. Косые взгляды, сплетни, приторная лесть и неуемная злоба.
— Я предложила вариант с заменой, но ты почему-то уверена, что Зетта откажется.
— Мы не можем подстраивать расписание только под тебя. Даже несмотря на твои связи.
— При чем тут вообще мои связи, Эвель? Я просто…
— При том, — отчеканила она и откинула шелковистые рыжие пряди за спину. — Не хочу, чтобы ты думала, что теперь все будет по-твоему.
Так, все. Надоело. Не просто надоело — достало!
— А разве нет?
То ли выражение лица у меня было чересчур говорящее, то ли что-то еще, но ее кожа пошла красными пятнами, словно Эвель тоже попала в рой рагранских пчел. Голос зазвенел, как стальной трос подвесного моста. Готовый сорваться и хлестать наотмашь.
— Вот как ты заговорила. Не слишком ли много на себя берешь?
— Только то, что мне по силам.
Зеленые глаза Эвель опасно сверкнули, но я уже поднялась. Оперлась ладонями на стол и чуть подалась вперед.
— Я люблю петь, я это умею, и я пою, Эвель. Пою для гостей Ландстор-Холла, вкладывая в это всю себя. Моя личная жизнь не имеет к этому никакого отношения. Так же, как и мои личные обстоятельства. Если ты не готова держать за мной место, только скажи. Доброй ночи.
Не дожидаясь ответа, вышла за дверь, где секретарь полировал ногти. Делал он это с таким усердием, что не оставалось ни малейших сомнений: подслушивал. В высоком бокале дымился новый кофе, стул на колесиках весьма спешно придвинут к столу.
А, без разницы. Без разницы, что все они думают, без разницы, что все они говорят. Личная жизнь, ха! Моя личная жизнь на меня забила, потому что я осмелилась ему слово поперек сказать и потребовать, чтобы он относился ко мне соответственно, а не как к бесплатному приложению.
Собиралась я с такой скоростью, что сам Смерч позавидовал бы. Из Ландстор-Холла на парковку вылетела прямо в руки Рольгена: после случая с Вальнаром меня теперь встречали и провожали от дверей до дверей, без малейших послаблений. Подозреваю, что именно это запустило волну восторженного внимания в мой адрес. Действительно, как-то сложно не восхищаться цветом волос женщины, у которой есть личный телохранитель.
— Домой? — Валентен тепло улыбнулся.
— Угу.
— Как прошел день? — Рольген протянул мне конфетку.
Вот ведь подсадил — новые камартовые тянучки «Слайкери», реклама которых сейчас летела со всех каналов, просто таяли на языке. Я подумывала купить себе пакетик и бросить в сумочку. Пусть лежит на такие вот случаи. Сунул в рот, и жизнь кажется слаще. А главное, разговаривать необязательно.
— Фуфер.
Что-то среднее между «супер» и «фуфло», а главное — чистая правда.
Рольген оказался оптимистом.
— Я рад.
— А как у тебя?
— Неплохо. На выходных собираемся с братом на матч по гратхэнду. Я ему обещал билеты за высший балл контрольного теста по литературе, и вот… приходится расплачиваться.
Не выдержала и рассмеялась.
— Нелегко быть старшим братом.
— В «Беррик-Арена», — добавил безопасник.
— Ничего себе!
«Беррик-Арена» — стадион в центральном спортивном комплексе Мэйстона. Там проходят многие чемпионаты, десять лет назад проводились Соурские игры. Летом стадион открытый, зимой защищен куполом, вместимость у него двести тысяч человек. Я хотела спросить, кто играет, но тут коротко пиликнул мобильный.
«Ты когда дома будешь?» — Сообщение от Танни.
Выглянула в окно.
«Минут через десять. А что?»
Ответа почему-то не последовало. Пока я ждала, мы уже вышли напрямую к дому и начали снижаться. Ладно, не критично — сейчас поднимусь и спрошу, с какой радости меня потеряли.
Рольген привычно проводил до дверей и пожелал доброй ночи, я же открыла дверь и шагнула в квартиру. Сначала услышала визг Танни, потом ее, вылетевшую ко мне с какой-то карточкой.
— Курсы Сириана Файта! Самого Сириана Файта! Прикинь?
Пока я смотрела в восторженные сестринские глаза и судорожно пыталась вспомнить, кто такой Сириан Файт и какие курсы он ведет, меня дернуло. Ореховый аромат, смешанный с ледяными нотками, ударил сильнее самой беспощадной ментальной магии. Сначала я его почувствовала и только потом осознала. Медленно повернулась, чтобы увидеть на вешалке знакомое пальто. Из-за стены донеслось скрежетание когтей Марра: чудовище в очередной раз занесло на повороте. И шаги — те самые шаги, уверенные, сильные, от которых замерло сердце. А потом припустило с ними в такт. Додумать не успела: в меня врезался радостный виар — так, что я чуть не улетела обратно в дверь.
Не улетела, потому что меня подхватил Рэйнар.
ГЛАВА 10
Прикосновение — легкое, словно он удерживал меня в танце, и в то же время надежное, как если бы мы танцевали на пресловутом мосту над пропастью, на миг отключило разум. Все мое существо стремилось к нему, огнем и сердцем, каждой частичкой, дрожащей от напряжения. Лишь чудом удержалась от того, чтобы не прильнуть всем телом, чувствуя, чувствуя, чувствуя… Нет, невозможно так скучать, так сходить с ума по мужчине из плоти и крови. Невозможно рваться на лоскуточки от желания быть с ним, сливаться с ним воедино, дышать им и растворяться в любимых глазах.
В люби… Во-от же дракона твоего за хвост, через плечо и в вулканический кратер.
К счастью, рядом оказалась Танни.
— Кхе-кхе, — сказала она и добавила: — Я, наверное, пойду. Ну, к себе. Рэйнар, еще раз спасибо за подарок. Я в восторге, правда!
— Пожалуйста.
Он отвечал ей, но смотрел на меня. Смотрел так, словно разбивал меня на части одним только взглядом, а из осколков выплавлял новую Леону — какую ему хотелось. И видит небо, он единственный был на это способен. Потемневшие глаза полыхали, в закованных во льдах изумрудах рождался огонь.
