— Я вами горжусь.
— Господи, мистер Мира…
Слезы подступили к горлу, к глазам. Кажется, все ее существо обратилось в слезы.
— Ну-ну… — Деннис отстранился и начал рыться в карманах брюк и жакета. — Вечно платка нет там, где ожидаешь.
— Ничего. — Ева утерла слезы руками. — Спасибо. Спасибо за все. — Она поспешно схватила пальто, боясь, что совсем раскиснет. — С вами все будет хорошо?
— Да, Чарли скоро вернется. Все хорошо.
Однако когда Ева уходила, Деннис сидел у огня и горевал о том, что человек, которого он якобы знал, умер — во всех смыслах слова. А еще горевал о маленькой девочке, которой не знал совсем и которую никто не защитил.
Ева достала впитывающие салфетки из набора криминалиста и высморкалась. Затем отыскала в бардачке темные очки. Рорка они не обманут, но, быть может, помогут проскочить мимо Соммерсета.
Ей хотелось поскорее попасть домой, окунуть лицо в миску ледяной воды и приняться за работу.
Ева говорила правду, когда сказала Деннису Мире, что шансы спасти Фредерика Бетца практически равны нулю. Если она не ошиблась в этом… сестринстве, Су и компания не станут приканчивать Бетца у него дома, потому что знают: Ева их ищет.
Нужно опознать дом с картины Даунинг, если, конечно, чутье ее не обманывает и он действительно существует или когда-то существовал.
Нужно найти дверь, которую открывает вторая ключ-карта из тайника.
Наконец, нужно посмотреть запись.
Но пока все это в сторону.
Истердей, думала Ева, ведя машину. Он напуган, доведен до отчаяния, хочет и выжить, и сбежать.
«Прости меня».
Оставленная жене записка ясно говорит, что Истердей знает: то, чем он занимался — чем они все занимались, — скоро выплывет наружу.
Куда ему бежать?
Рио права: фора у Истердея небольшая. Если он сразу не уехал из города, выбраться ему будет нелегко. Тем более что на руках у него только те деньги, которые он забрал из сейфа. Кредитной или дебетовой картой воспользоваться Истердей не может: полиция тут же узнает. Путешествие на самолете, поезде, машине или другом транспортном средстве он тоже не оплачивал.
Истердей не из тех, кто станет отсиживаться в ночлежке. Отель? Возможно, но отель не гарантирует приватности. Вся принадлежащая «братьям» недвижимость под наблюдением. Если же о какой-то Резиденции Еве неизвестно, Петра наверняка бы сообщила. Она напугана и хочет одного: чтобы муж вернулся живым и невредимым.
Простит ли она, когда узнает, почему он сбежал?
Это тебя не касается, сказала себе Ева и чуть не разрыдалась от облегчения, въехав в ворота дома.
Она усилием воли взяла себя в руки. Нужно проскользнуть мимо Соммерсета и подняться наверх. И нельзя раскисать на глазах у Рорка. У нее нет на это времени.
Ева вылезла из машины, забрала с заднего сиденья пакет с уликами, еще раз спросила себя, не стоило ли самой отвезти волосы в лабораторию вместо того, чтобы поручать это Рио.
Так быстрее, решила она, а чем быстрее, тем лучше.
Ева подошла к двери. Главное, просто идти и не останавливаться.
Облегчение от того, что в прихожей не оказалось Соммерсета, высушило готовые хлынуть слезы. Она взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и сразу пошла в кабинет. Затем услышала голос Соммерсета и замерла на месте.
— Лет тридцать таких не видел, если не больше.
— Мальчишкой я стащил такой в магазине — еще до того, как мы с тобой познакомились. Модель уже тогда устарела, но никогда не знаешь, на чем можно немного подзаработать. Упер его вместе с целой стопкой дисков. На них оказалась старинная порнушка, и мы с ребятами здорово тогда просветились. Я продал его Мику… Нет-нет, не Мику, Брайану, много лет спустя. Насколько мне известно, проигрыватель все еще у него.
— Я так понимаю, к этому порнушка не прилагается?
— Увы.
— Где ты его раздобыл?
— Один мой подчиненный собирает все что ни попадя. Клянется, будто проигрыватель работает как новенький. Проблема, как видишь, в том, чтобы подсоединить его к компу.
— Подсоединишь к компьютеру и выведешь изображение на экран?
— План именно такой. Черт… Дай-ка мне вон тот гаечный ключ. Штепсель не подходит по размеру, но, думаю, я сумею его заменить.
Ева подумала, не уйти ли потихоньку в спальню и не умыть лицо. Однако она и так потратила на себя слишком много времени, поэтому расправила плечи и решительно вошла в кабинет. Рорк сидел за столом и возился с ее компьютером и каким-то черным ящиком. Соммерсет заглядывал ему через плечо.
— Вот и ты, — сказал Рорк, не поднимая головы. — А я тут соединяю старинное с современным. Осталось немного.
— Отлично.
Когда Соммерсет взглянул на нее, Ева поняла, что темными очками никого не обманешь. Дворецкий положил руку на плечо Рорку, легонько сжал и выпрямился.
— Не буду мешать, — сказал он, когда Рорк поднял голову и посмотрел на Еву.
Пожалуй, она должна быть благодарна Соммерсету, ведь он просто вышел из комнаты и не поставил ее в неловкое положение.
— Что случилось? — спросил Рорк.
— Много чего.
— Ты плакала.
— Просто небольшой нервный срыв. Послушай, ты занят очень важным делом. Я все тебе расскажу, в том числе про срыв, только не бросай то, чем занимаешься. Пойду сварю кофе.
— Тебе нужно поспать.
— Возможно, но это сейчас не вариант. Земля все еще подрагивает у меня под ногами, так что дай мне прийти в себя.
— Хорошо.
Рорк потянулся за очередным инструментом, а Ева пошла на кухню, чтобы сварить кофейник черного кофе.
Глава девятнадцатая
Ева рассказала Рорку все — с того момента, как они расстались утром, до того, как попрощалась с Деннисом Мирой.
— Я правда думала, что Мира ему рассказала — что после… скольких? тридцати лет брака? — правила супружеской жизни перевешивают все остальное. Я ни за что бы не стала… — Ева не договорила и только покачала головой. — Хотела заверить Денниса, что выполню свой долг, несмотря ни на что, а в итоге все ему выложила. В сокращенной форме, но с перечислением самых красочных моментов… вернее, самых мрачных.
— По-моему, нет человека добрее. Надежное плечо, на которое всегда можно опереться.
— Я шла туда не затем, чтобы на него опереться. Но именно так и вышло. — Глаза снова защипало. — И да, он был со мной добр. Я принесла Деннису горе, его и свое собственное, а он был со мной добр. И еще принесу, потому что каждое мое действие на шаг приближает меня к правде. Речь ведь о добром имени его семьи.
