Об этом – третья песня, где от имени беспощадно-циничного врача подводится безнадежный философский итог:
«Вы огорчаться не должны –
Для вас покой полезней, –
Ведь вся история страны –
История болезни.
У человечества всего –
То колики, то рези, –
И вся история его –
История болезни.
Живет больное всё бодрей,
Все злей и бесполезней –
И наслаждается своей
Историей болезни…»
Всю трилогию показал пока только Вадиму, а на публику еще не выносил. И не только из соображений осторожности. В Институте хирургии имени Вишневского попробовал было завести разговор, прочитал четыре строки «Лежу на сгибе бытия…», посмотрел на доброжелательные, но слегка озадаченные лица (все-таки люди привыкли с Высоцким смеяться, а не плакать) – и оборвал себя: ладно, кроме истории болезни есть еще и история здоровья. И концерт пошел своим чередом. Наверное, все-таки не стоит нагружать людей неразрешимыми проблемами. К тому же такие развернутые сочинения лучше не слушателям адресовать, а читателям. Чтобы тот, кто способен вытянуть подобную нагрузку, вступал в контакт с автором один да один.
Но сколько ни переводи свои недуги в символический план, организм подчиняется вполне земным, физическим законам. Удары сыплются с неизменным постоянством, и защиты нет от них никакой. Одной истории с «Мистером Мак-Кинли» достаточно, чтобы в гроб вогнать даже абсолютно здорового человека. Пригласили в фильм ни много ни мало – в качестве Автора. Билл Сигер гуляет в кадре, поет баллады, а на их фоне сюжетик развивается с Банионисом и прочими. Ну, автор и постарался, сочинил свой «фильм в фильме». «Мистерия Хиппи» – это целая сжатая опера. Сукин сын Ермаш, номенклатурный шкода, именно эту оперу первым делом и порубил. И Леонов тоже, говорят, против Высоцкого в принципе. А, больно даже вспоминать эти девять баллад, из которых в картину вошли только подсокращенные «Манекены» и «Уход в рай». Куда теперь девать свои ампутированные органы?
Все труднее находить способы подзаправиться новой энергией. Народная любовь, живая реакция аудитории – источник мощный, без него бы Высоцкий давно сгорел, испепелил себя дотла, но только этого источника мало. Это не жадность, не зазнайство. Просто энергия, полученная из зала, из искренних признаний слушателей и собирателей песен, тут же уходит на новую работу – для себя, для чистого эгоистического удовольствия ничего урвать не удается.
То же с дружескими связями. Не умеет он близкими людьми питаться, использовать их. Так уж он устроен: сколько взял – столько тут же и отдал. Семьи в нормальном смысле слова Бог не дал. «Мы бездомны, бесчинны, бессемейны, нищи» – это Блок и о нем сказал.
Женщины? Нет уже того азарта, чтобы их добиваться, а они – народ чуткий, мгновенно реагируют на недостаток искреннего к ним внимания. «Нет, ты представляешь, у них теперь мода такая – не дать самому Высоцкому» – это бон-мо он отпустил недавно и повторяет время от времени в мужских разговорах. Но про себя-то понимает, что с этих – пусть порой довольно милых – дурочек, очарованных его славой, и взять особенно нечего… Да и по природе своей он не донжуан-потребитель, а скорее отчаянно-жертвенный Дон Гуан. Если еще и блеснет любовь улыбкою прощальной, то шаги Командора настигнут неминуемо…
В общем, все меньше остается в жизни того, что помогает не умирать. И новую энергию удается извлечь только путем саморазрушения. Иван-царевич летел на какой-то огромной птице и подкармливал ее собственным мясом – кстати, годится для песни эта сюжетная подробность. Во время адских почечных болей прошлой осенью кто-то (не будем уточнять, кто) предложил Высоцкому попробовать амфитамины – стимуляторы такие, спортсмены к ним прибегают иногда. Настоящим наркотиком это даже не считается. От болей помогло, а потом оказалось, что и зеленого змия можно такой инъекцией выгонять… Нет, всё в рамках разумного. Читали мы Булгакова рассказ – «Морфий», написанный, надо полагать, на основе собственного опыта. Не стал же Михаил Афанасьевич наркоманом, взял себя в руки. А тут даже не о морфии речь, а о медикаменте практически безобидном..
От Бодайбо до Монреаля
И опять от всего помогает отвлечься очередное путешествие. Первого апреля они с Мариной отправляются по накатанному маршруту. На этот раз почему-то в глаза бросается обилие бездомных собак – сугубо отечественная особенность, зарубежные псины все в ошейниках и при хозяевах:
Едешь хозяином ты вдоль земли –
Скажем, в Великие Луки, –
А под колеса снуют кобели
И попадаются суки.
Их на дороге размазавши в слизь,
Что вы за чушь создадите?
Вы поощряете сюрреализм,
Милый товарищ водитель.
От этих злых, усталых строк воображение сворачивает в совсем другую сторону, и «собачья» тема довольно скоро обретет иное решение:
Куда ни втисну душу я, куда себя ни дену,
Со мною пес – Судьба моя, беспомощна, больна, –
Я гнал ее каменьями, но жмется пес к колену –
Глядит, глаза навыкате, и с языка – слюна.
В Минске встретились с Алесем Адамовичем, получили от него в подарок «Хатынскую повесть». Тоже человеку несладко: войну с цензурой ведет постоянную, и побед в ней не больше, чем потерь.
В Кельне, как водится, изучали знаменитый собор снаружи и изнутри, удивляясь, как он уцелел во время бомбежек: после войны почти весь город отстраивался заново. Отправили Нине Максимовне веселую открытку, где вслед за вежливыми Мариниными фразами он приписал: «Мамуля! Мы тут обнаглели и шпарим по-немецки – я помню только одну фразу и везде ее употребляю. Целую. Вова».
После Парижа – снова Мадейра, Канары, Португалия, Марокко. Все замечательно, но «в соответствии с Положением о въезде в СССР и выезде из СССР, утвержденным постановлением Совета Министров от 22.09.1970 г. № 801, въезд в развивающиеся и капиталистические страны разрешается один раз в год». Есть еще планы на это лето. Пустят ли?
В Москву вернулись на новом «мерседесе-350», голубой металлик. Говорят, такая модель в образцовом коммунистическом городе имеется еще у двух автолюбителей: шахматного чемпиона Анатолия Карпова и генсека Брежнева. По возвращении закончил дела с «Арапом»: что получилось, то и получилось. Попробовался на роль Пугачева. Фильм будет ставить Алексей Салтыков по сценарию Эдика Володарского. Хотят Марину пригласить на Екатерину Вторую. Мечтать пока в этой стране не запрещено…
А теперь – на восток. С сыном Вадима прилетели в Иркутск, где устроили Высоцкому прием с пышными тостами, но начался вдруг такой тошнотворный барственно-советский разговор, что пришлось сказаться больным и удалиться, не спев ни песни. В провинции тоже встречается всякое. Вот был у военных, на танке даже покатался, а потом подходит один офицер и, взяв за рукав, начинает прорабатывать: «Стране нужны совсем другие песни… Ваше, с позволения сказать, творчество…» Или в бодайбинском аэропорту, когда он вместе с Леонидом Мончинским ждал посадки, набрасывая строки «Мы говорим не штормы, а шторма…» (это для фильма «Ветер надежды» Одесской студии, а куда денешься?), подошли трое патлатых и подвыпивших, суют гитару с наклейками из голых баб и просят обслужить. Чуть-чуть дело до драки не дошло…
