Однако в этой обстановке Майк блистал отнюдь не так ярко, как прежде. По результатам экзамена для одиннадцатилетних его поместили в поток «А» для особо многообещающих учеников: им предстояли высокие оценки на экзаменах обычного уровня, а затем два года в шестом классе и, вероятно, поступление в университет. Майку от природы хорошо давался английский, он питал некую страсть к истории (благодаря воодушевленному преподаванию учителя по имени Уолтер Уилкинсон), а его французское произношение оставляло позади почти всех одноклассников. Но на естественных дисциплинах, на математике, физике и химии он скучал и почти не старался. В списках класса по средневзвешенному баллу он обычно болтался в середине. «Я не был зубрила и не был болван, — позже рассказывал он. — Я всегда был где-то посередке».
В спорте, невзирая на всесторонние отцовские тренировки, он тоже был серединка на половинку. Летом проблем не было — в Дартфордской школе играли в крикет, а он любил смотреть и любил играть; благодаря отцу он блистал на легкой атлетике, особенно в беге на средних дистанциях и метании копья. Но зимой школа играла в великосветское регби, а не в пролетарский футбол. Майк быстро бегал и хорошо ловил мяч, а потому с легкостью попадал в основной состав команды. Но он ненавидел захваты — в результате которых нередко оказывался носом в хлюпающей слякоти — и отлынивал изо всех сил.
Директор школы Рональд Лофтус Хадсон, которого саркастически звали «Каланча», был миниатюрный человек, способный, однако, принудить самую буйную толпу к мертвой тишине, всего лишь воздев бровь. В период его царствования существовали мириады мелочных правил относительно внешнего вида и поведения, но самые строгие касались отдельной, однако дразняще близкой Дартфордской школы для девочек. Мальчикам запрещалось разговаривать с девочками, даже сталкиваясь с ними после уроков — скажем, на автобусных остановках. Директор прибегал и к физическим наказаниям — так поступало тогда большинство британских педагогов, без малейших юридических санкций и без страха перед негодованием родителей, — от двух до шести ударов по заднице палкой или кедом. «Полагалось ждать у его кабинета, пока не включится лампочка. Тогда заходишь, — вспоминал Джаггер в будущем. — А все остальные толкутся на лестнице — интересуются, сколько раз он влепит и насколько плохое выдалось утро».
Учителя-мужчины устраивали показательные порки перед всем классом, а многие вдобавок прибегали к непринужденному, юморному даже насилию, за которое сегодня мигом очутились бы в суде. Всех, кто выказывал слабость (как преподаватель английского, «милый, добрый мистер Брэндон»), у них за спиной или же в лицо беспощадно передразнивал Джаггер, главный имитатор класса. «На всех фронтах шли партизанские бои, гражданское неповиновение, необъявленная война; [учителя] швырялись в нас губками для доски, мы швырялись обратно, — вспоминал он. — Некоторые просто давали в морду. Так били по лицу, что ты падал. Другие ухо выкручивали и тащили — ухо красное, жжет». Так что эта строка из «Jumpin’ Jack Flash» — «I was schooled with a strap right across my back»,
[24] — возможно, не такая уж и фантазия.
В Тупике, в доме 23, жил сверстник Майка Алан Эзерингтон, который тоже ходил в Дартфордскую среднюю. Ребята быстро подружились, по утрам вместе гоняли в школу на велосипедах и ходили друг к другу пить чай. «Мы все время шутили, когда Майк появлялся, что это он отлынивает от работы, которую родители поручили, — посуду там помыть, постричь газон», — вспоминает Эзерингтон. Образцовая домохозяйка Ева умела нагнать страху, но вокруг Джо, невзирая на его «молчаливый авторитет», всегда витало здоровое веселье. Когда забегал Эзерингтон, обычно на скорую руку играли в крикет, в лапту или на лужайке тренировались поднимать тяжести. Порой, чтобы порадовать мальчиков, Джо вел их на большую лужайку в конце Тупика и разрешал под своим надзором метать копье.
Отец и сам был из учительского мира, а потому ежедневное окончание занятий не освобождало Майка от школы, как других мальчиков. Джо был знаком кое с кем из преподавателей Дартфордской средней и пристально следил за сыновними успехами в учебе и поведением. И от домашних заданий тоже не увильнешь: Мик вспоминал потом, как вставал в шесть утра, чтоб дописать сочинение или доделать упражнение, потому что накануне ночью заснул над учебниками. Но в остальном школьные знакомства Джо были кстати. Тренер Артур Пейдж, известный местный крикетист, был другом семьи и на тренировках с битой на школьном поле уделял Майку особое внимание. И по просьбе Джо один учитель математики помогал Майку с самым слабым его предметом, хотя Майк лично у него даже не учился.
В конце концов Джо и сам стал преподавать в Дартфордской средней — приходил по вторникам вечером и занимался любимым делом: тренировал баскетбольную команду. Хотя бы в этом спорте Майк целиком разделял и отцовский энтузиазм, и отцовское усердие. В баскетболе бегаешь, лавируешь, ловишь, бросаешь, и никто тебя не толкнет в грязь; а что лучше всего, невзирая на терпеливые разъяснения Джо касательно долгой истории этой игры в Великобритании, баскетбол выглядел шикарно, экзотически американским. Самые знаменитые баскетболисты — сплошь чернокожая команда «Гарлем Глобтроттерс», под насвистанную «Sweet Georgia Brown»
[25] управлявшая мячом почти магически, — едва ли не впервые показали Майку Джаггеру и бесчисленным британским мальчишкам, что же такое «клевый». Майк стал секретарем школьного баскетбольного общества, сложившегося на тренировках Джо, и ни одной тренировки не пропустил. Друзья его играли в обычных кедах, он же надевал специальные черно-белые парусиновые кроссовки, что не только улучшало игру на поле, но и ослепляло подростковым обувным шиком.
В остальном же он был малозаметным членом школьного коллектива, не вызывал ни особого уважения, ни особого порицания, не подрывал статус-кво, и недюжинный свой ум применял во избежание неприятностей с учителями, которые кидаются губками и крутят уши, а не ради провокаций. Его школьный друг Джон Спинкс вспоминает его как «гуттаперчевого типа», который «куда угодно нагнется, лишь бы не попасть в переделку».
По понятиям середины 1950-х красавцем он не считался. Сексапильность тогда целиком определяли кинозвезды, и мужские архетипы были высоки, мускулисты и с тяжелыми подбородками, с коротко стриженными блестящими волосами: американские звезды боевиков — Джон Уэйн, Рок Хадсон — или британские «офицерские типажи» — Джек Хокинс и Ричард Тодд.
[26] Майк, как и его отец, был невысок и так худ, что торчали ребра, хотя, в отличие от Джо, никаких признаков надвигающегося облысения у него не наблюдалось. Волосы его, когда-то рыжеватые, стали мышасто-бурыми и уже не поддавались укрощению.
