Дорогой Михаил Алексеевич, мое долгое молчание мне кажется извинительным. Теперь совершенно спокоен и счастлив, шлю Вам привет. Я женюсь на Ольге Афанасьевне Глебовой, безумно ее любя.
Желаю Вам, дорогой друг, счастливо встретить праздники, если бы Вы приехали, мы были бы очень рады.
Сергей Судейкин.
Шлю привет поэту, будем друзьями. Приезжайте.
О. Глебова.
Кто же была эта Олечка Глебова? Ольга Афанасьевна Глебова, в которую в 1906 году «безумно» влюбился модный художник Сергей Судейкин, которая стала его женой и которая сама столетие спустя удостоилась в качестве художницы особой статьи в весьма почтенном «Словаре художников Русского Зарубежья»?
За год до их встречи двадцатишестилетняя прелестница Олечка окончила Императорское театральное училище в Санкт-Петербурге, пробыла год при Александринском театре, а потом получила ангажемент в Театре Комиссаржевской, где ее и увидел Судейкин (вероятней всего, на репетициях «Сестры Беатрисы», среди полудюжины молоденьких сестер-монахинь, окружавших главную героиню, сестру Беатрису — Комиссаржевскую). Роман Ольги и Сергея развивался бурно. Уже в первый месяц после открытия театра Олечка пошла на Николаевский вокзал провожать Сергея, уезжавшего в Москву, вошла с ним в вагон и не вышла по звонку: их поцелуй был важнее всего на свете. Она уехала с Сергеем в Москву, не явилась на спектакль и была уволена Комиссаржевской из театра. Молодые люди обвенчались в петербургской церкви Вознесения в начале 1907 года…
«А как же Кузмин?» — спросит обстоятельный читатель. Судейкину удалось на целое десятилетие сохранить дружбу с Кузминым. Что до возможных колебаний при выборе «противоположного» объекта страсти, то, надо полагать, герой наш был бисексуален, как и многие другие люди богемы в ту прославленную эпоху (как, скажем, Цветаева, Ахматова или сама Олечка Судейкина). Утверждают даже, что вскоре после женитьбы Судейкин возобновил нежные отношения с Кузминым, то есть изысканный эстет, томный Кузмин не вовсе проиграл от сравнения с неотразимой Ольгой. Ах, очарование мужской дружбы, воспетое Кузминым…
Маркиз гуляет с другом в цветнике.
У каждого левкой в руке,
А в парнике
Сквозь стекла видны ананасы.
Ведут они интимный разговор,
С улыбкой взор встречает взор,
Цветной узор
Пестрит жилетов нежные атласы.
«Нам дал приют китайский павильон!» —
В воспоминанья погружен,
Умолкнул он.
А тот левкой вдыхал с улыбкой тонкой.
Да, конечно… Но Оля. Оля Судейкина… Петербургское «белокурое чудо», пепельноволосая, большеглазая, бледнолицая, хрупкая, тоненькая, стройная Олечка умела пробуждать страсть в мужчинах. Немногим женщинам в России XX века выпало на долю столько славословий, комплиментов и стихов, как Олечке Глебовой-Судейкиной. Внучка крепостного крестьянина, она провела детство на Васильевском острове, в бедной и неблагополучной семье мелкого, сильно пьющего петербургского чиновника, но сумела поступить в театральное училище и даже его окончить. Была ли она так красива, так неотразима и так талантлива, как утверждают поэты и мемуаристы? Мужчины отвечают на этот вопрос положительно и чаще всего взахлеб. Многочисленные ее портреты на полотне и бумаге оставляют нас, зрителей XXI века, в недоумении, да и женщины-мемуаристки цедят ей комплименты сквозь зубы, а то и вовсе бьют наотмашь (исключение составляет Ахматова, но тут особый случай).
Уже знакомая нам актриса Валентина Веригина познакомилась с Олей при вступлении в труппу Комиссаржевской: «Скромная барышня в сером костюме, здороваясь, подавала руку не просто, а выставляла вперед плечо и делала волнообразное движение корпусом. (Но, может, это волнообразное движение как раз и зажигало пресыщенных петербургских мужчин? — Б. Н.) Еще более претенциозно звучала ее речь: было замечено утрированное подражание петербургской манере произношения гласных. Спустя некоторое время у нас стали говорить: „Олечка Глебова под кривливается“… Я думаю, что, в конце концов, она просто пыталась найти для себя некую внешнюю форму. Прирожденный артистизм превратил ее сначала в „манерную“ барышню, а в дальнейшем ей помог художник Судейкин…».
Гораздо менее снисходительна не только к недовоспитанной художником Судейкиным молоденькой Оленьке, но и к прошедшей уже все школы и муки «петербургской кукле» безжалостная Надежда Мандельштам, назвавшая Ольгиным именем целую главу своей блистательной мемуарной книги:
«У нее в запасе имелась тысяча игривых штучек, чтобы отвлечь от мыслей, развеселить и утешить усталого петербуржца. Штучки носили резко выраженный петербургский характер, отличавшийся от фокусов ее московских современниц, но и московские и петербургские куклы разработали свой жанр до ниточки. И те и другие были изрядными кривляками, но москвичка перчила свое кривляние грубоватыми фокусами, а петербурженка стилизовалась под „котенка у печки“. Оленька была вся в движении. Она стучала каблучками, танцующей походкой бегала по комнате, накрывая стол к чаю, смахнула батистовой или марлевой тряпочкой несуществующую пыль, потом помахала тряпкой, как платочком, и сунула ее за поясок микроскопического фартушка… „цветок театральных училищ“ или „булавочно-маленькая актриса“. Капля жеманства и чуть-чуть припахивает Кузминым…».
И т. д. и т. п.
Но что нам суждения женщин, пусть даже таких умных и некрасивых, как Наденька Мандельштам: они были лишь Олины неудачные соперницы (даже сама Ахматова). Ведь там, где речь заходит о женской завлекательности (о сексапиле), высказываться должны мужчины. Влюбленные мужчины. Они высказались — имя им легион. Прежде всего мужчины-поэты, влюбленные в Олю. Скажем, Федор Сологуб, восклицавший: «Какая прелесть Ольга Афанасьевна!» и ревниво предупреждавший Оленьку, по уши влюбленную тогда в Судейкина:
Под луною по ночам
Не внимай его речам
И не верь его очам,
Не давай лобзаньям шейки, —
Он изменник, он злодей,
Хоть зовется он Сергей
Юрьевич Судейкин.
Влюбленных стихов Сологуба, «на случай» и без случая, — множество…
Оля, Оля, Оля, Оленька,
Не читай неприличных книг.
А лучше ходи совсем голенькая
И целуйся каждый миг.
Тогдашний король поэтов Игорь Северянин посвятил Ольге стихи о своих «предвесенних трепетах»:
Я снова чувствую томленье
И нежность, нежность без конца…
Твои уста, твои колени
И вздох мимозного лица —
Лица, которого бесчертны
Неуловимые черты:
Снегурка с темным сердцем серны,
Газель оснеженная — ты.
Смотреть в глаза твои русалочьи
И в них забвенно утопать…
и т. д.
Отметим попутно, что все эти привычные «предвесенние трепеты» и впечатления «короля поэтов» Северянина относятся к 1913 году.
