Марина выросла женщиной до крайности беспокойной, влюбчивой, темпераментной, нетерпимой, так что, вероятно, ее побеги с однообразного семейного ложа в поиске новых поклонников и лиц, достойных поклонения, начались вскоре после замужества, рождения первой дочери, а потом и второй, которую она назвала Ириной. Не будем слишком уж обременять читателя перечнем ее «супружеских измен», списком этих ставших заметными в литературе фамилий, однако остановимся все же на одном из первых ее серьезных увлечений, которое оставило в ее душе серьезный след – на любви Марины к Софье Парнок. Знакомство их произошло в 1914 году и открыло перед Мариной новые любовные горизонты. Душа и тело Цветаевой находились в неустанном, ожесточенном поиске новой любви. Любовные переживания питали творчество, без которого она не мыслила себе жизни. Любовь могла быть платонической, так сказать, «виртуальной», но, если предоставлялась возможность, оказывалась и вполне плотской, даже ненасытно чувственной. Никаких моральных ограничений на этом пути Марина не признавала. Тем более что состояние такой любви питало (или «подпитывало») ее творчество. По поводу того, могут ли нужды творчества оправдать любые отклонения от «норм человеческого поведения», – на этот счет возможны несогласия даже среди самых горячих поклонников ее литературного творчества.
Стихотворения молодой Цветаевой, написанные в пору ее первого лесбийского романа, помогают читателю представить себе и самих героинь романа и развитие их отношений. Стихи эти были напечатаны лишь через тридцать с лишним лет после их создания: отчасти из-за традиционной стыдливости русских издателей, отчасти по вине жизненных обстоятельств Марины. Сегодня они доступны, и я не откажу себе в удовольствии украсить ими свою книжку. Начну с тех, где проступили черты внешности и характера возлюбленной Марины поэтессы Софьи Парнок. Собственно, Парнок в ту пору была более известна в Москве как откровенная, дерзкая лесбианка, чем как поэтесса (это роман с Цветаевой продвинул ее творчество, что и завершилось изданием первой книги стихов Парнок).
Вот стихотворение Марины «Подруга», написанное вскоре после знакомства с Парнок, в октябре 1914 года:
Вы счастливы? – Не скажете? Едва ли?
И лучше – пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной —
Красноречив!
Я Вас люблю. Как грозовая туча
Над Вами – грех —
За то, что вы язвительны и жгучи
И лучше всех,
За то, что мы, что наши жизни – разны
Во тьме дорог.
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,
За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости.
За то, что Вас – хоть разорвись над гробом! —
Уж не спасти!
За эту дрожь, за то – что – неужели
Мне снится сон? —
За эту ироническую прелесть,
Что Вы – не он.
Как видите, в отличие от других русских поэтесс того времени, писавших лесбийские любовные стихи, где пол адресата был замаскирован грамматической заменой женского пола на мужской, Цветаева с дерзостью (возможно, почерпнутой у Софьи Парнок и отнимающей всякую надежду на разночтение) заявляет: «Вы – не он». Что ж, новизна новизной, дерзость дерзостью, но любой знаток тончайших примет, а также сторонник лесбианского равноправия, может, даже его первородства (вроде американской славистки Дианы Бургин), отметил бы тут отзвуки «декадентских», «символистских» и «модернистских» представлений о лесбианстве: тот же разговор о трагизме связи, о необходимости спасения, о грехе и «темном роке». «Как, а разве лесбианство не высшая из природных радостей жизни, не вершина их реализации?» – с укором спросят нынешние проповедницы лесбийской любви.
София Яковлевна Парнок (1885–1933) – русская поэтесса, переводчица.
Ни до кого никому никогда
Не было, нет и не будет дела.
Мчатся под небом оледенелым
– Куда? Люди знают куда! —
Огнедышащие поезда.
Некогда, некогда, некогда, – так,
Скороговоркой железною, в такт
Сердцебиению мира!..
(С. Парнок, 1926 г.)
В других стихотворениях, собранных Цветаевой в цикл «Подруга», мы находим неизбежные при любовном состязании раздумья над тем, кто же из двоих победитель, а кто побежденный (или кто истязатель, а кто жертва, кто старший, а кто младший и т. д.). Из стихотворения «Подруга» уже прояснилось, что Софья старше, опытней, искушенней Марины, но без ответа осталось еще множество важных вопросов. Марина задает их в строках, написанных неделю спустя после встречи в октябре 1914 (ныне же, почти сто лет спустя, распеваемых на просторах нашей родины):
Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? – Чья победа? —
Кто побежден?
Если поначалу такой необычный, нестандартный и как бы выходящий за пределы принятого любовный союз, возможно, слегка смущал даже своевольницу Марину, то уже неделю спустя огромность ее чувства, вера в себя и в старшую подругу (а вдобавок и во вседозволенность, разлитую в воздухе эпохи) приносят ее душе умиротворение и ощущение собственной правоты, во всяком случае – равноправия («не лучше и не хуже» других любовных союзов):
Сегодня таяло, сегодня
Я простояла у окна.
Взгляд отрезвленней, грудь свободней,
Опять умиротворена.
Душой не лучше и не хуже,
Чем первый встречный – этот вот, —
Чем перламутровые лужи,
Где расплескался небосвод,
Чем пролетающая птица
И попросту бегущий пес,
И даже нищая певица
Меня не довела до слез.
Забвенья милое искусство
Душой усвоено уже.
Какое-то большое чувство
Сегодня таяло в душе.
В том октябре 14-го года Цветаева познавала, может, впервые (несмотря на давнее замужество, романы и материнство) забвение в искусных руках старшей подруги и не испытывала никаких сомнений. Похоже, она вообще редко задумывалась над этической стороной своих действий.
Какая же история любви обойдется без сцены ревности, без упреков, только обостряющих после примирения чувство нежности? И часто ли подобные вспышки и сцены находят столь поэтическое выражение, как в этом таком морозном и таком московском (хотя еще и без грядущего лубянского озноба) стихотворении Цветаевой, обращенном все к той же Софье Парнок?
Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком,
Куда-то промчались санки.
Уже прозвеневший смех…
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий – рядом!
Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, —
Сильнее, чем я – желанной.
И гладила длинный ворс
На шубке своей – без гнева.
Ваш маленький Кай замерз,
О, Снежная Королева.
Зато с каким восторгом, с какой интимной подробностью рассказывает двадцатидвухлетняя Цветаева о рождественском празднике своей любви. Похоже, что не только все мирские сомненья и страхи легко усмиряются дерзкими любовницами, но даже и православные, привитые в детстве:
