Именно в эти дни перед стареющей королевой Серебряного века Анной Ахматовой предстал герой ее будущих снов, мечтаний, фантазий и стихов, иностранец, англичанин, профессор из Оксфорда Исайя Берлин, в то время еще совсем молодой философ, политолог, филолог-славист, да вдобавок к тому еще успешливый дипломат, а может, как во всем мире принято, в большей или меньшей степени разведчик, во всяком случае, информатор (тут уж все зависит от выбора терминов). Этот незаурядный британец родился в 1909 году на многонациональной окраине Российской империи, в городе Риге, где отец его Мендель Берлин был лесоторговцем и, чего греха таить, неплохо зарабатывал на жизнь успешным своим промыслом.
До революции семья Берлиных из Риги подалась в Санкт-Петербург, а оттуда благоразумно и своевременно перебралась через Ригу в Лондон. Способный мальчик Исайя окончил английскую школу (где ему довелось учиться с сыном знаменитого Черчилля, бесшабашным Рэндольфом), потом Оксфордский университет и после защиты всяких мудреных диссертаций начал преподавать в Оксфорде. Он был политологом и философом, считался видным теоретиком либерализма, предпочитал «негативный» либерализм «позитивному», ненавидел тоталитарные режимы и больше всего на свете ценил свободу личности. Кроме философии и политологии, он изучал литературу, прежде всего – русскую. Человек вполне светский, Берлин знал множество людей и прославился как отличный рассказчик и неутомимый говорун. Вероятно, он так бы и сидел в уютном оксфордском гнездышке, но в Европе началась Вторая мировая война (напомню, что Великобритания оказалась единственной западноевропейской страной, которая не пошла на поклон к Гитлеру).
Исайя поступил на дипломатическую службу и был отправлен в Вашингтон, где стал секретарем британского посольства. Премьер-министру Великобритании Черчиллю важно было знать, как поведут себя на сей раз Соединенные Штаты (которые уже спасли однажды Европу от немцев), ибо англичане вряд ли смогли бы выстоять в одиночку против Гитлера, захватившего ресурсы всех европейских стран, да еще получавшего щедрую помощь из России. Секретарь британского посольства профессор Берлин регулярно оповещал премьер-министра Черчилля о настроениях в правящих кругах США, и Черчилль высоко ценил эту информацию.
Позднее Исайя Берлин был отправлен в Москву вторым секретарем британского посольства. Впрочем в Москве он пробыл не слишком долго. К середине ноября 1945 года он уже собирался вернуться к своим мирным профессорским занятиям в Оксфорде и перед отъездом усердно пополнял свою коллекцию русских книг и журналов. Вот тогда-то и случилось удивительное событие в жизни Анны Ахматовой, которой после большевистского переворота 1917 года лишь один раз – в Ташкенте – довелось видеть живого иностранца. Да и то поляка (это был граф Йозеф Чапский, но признайте, что все же для русского курица еще не птица, а Польша еще не совсем заграница). И вот – настоящий иностранец из Англии, это ли не чудо? Легко догадаться, что и для молодого профессора-слависта такая встреча было незаурядным событием. Ему предстояло увидеть предмет своих штудий – живую знаменитость Серебряного века русской поэзии. Позднее Берлин не раз писал и рассказывал об этой встрече – довольно легко и занимательно, как светский рассказчик и признанный мастер разговорного жанра. Но внимательный русский читатель, особенно немолодой, привыкший к тому, что ему рассказывают лишь то, что ему положено знать, не обойдется без некоторой осторожности в отношении к свободе рассказчика, хоть бы и британского. Тем более, что мы располагаем несколькими рассказами о встрече Ахматовой с ее Героем из будущего, в том числе и доносами штатных информаторов главной советской организации, осуществлявшей надзор над своими и чужими гражданами на планете…
Итак, профессор Берлин рассказывал, что, собираясь возвращаться в Англию, он решил съездить в Ленинград, где букинистические книги стоили в ту пору еще дешевле, чем в Москве, да и выбор был обширнее. Даже библиофилам, которые ухитрились выжить в блокаду, обогреваясь у железных печурок, в которых горели их книги, было пока еще не до покупок. То ли начиная, то ли уже завершая свою приятную закупочную экспедицию, Берлин (с сопровождающими его лицами из наружного наблюдения) с неизбежностью добрался до Книжной лавки писателей, что на Невском проспекте. Там с ним заговорил какой-то симпатичный книголюб, который спросил, не хочет ли он повидать Ахматову или Зощенко. Симпатичный книголюб удалился в какое-то помещение, чтобы позвонить Ахматовой, а вернувшись к Берлину, сказал, что их ждут к трем часам в Фонтанном доме.
Вот так предстает начало этой истории в легком разговорном изложении светского человека. Люди менее светские, но более советские объясняют, что библиофил, с такой непринужденностью заговоривший с иностранцем, был одним из секретарей ленинградского отделения Союза писателей, редактором книги Ахматовой и т. д. и т. п. Он, небось, этого Берлина по чьей-то (ясно чьей) наводке поджидал не один час. Так что и Ахматову и Зощенко предложил Берлину не без согласования. Тут не берусь даже фантазировать. А вот то, что Ахматова перепугалась, когда начальственный Орлов, ее редактор, сообщил ей по телефону, что придет к Анне с настоящим англичанином, об этом догадаться не трудно. Орлову, вероятно, пришлось ей сказать, что он все берет на себя. Или – что все обговорено где надо. Приятней, конечно, предположить, что это все было авантюрой, неким порывом со стороны Орлова. Тогда отчего позднее никто не упрекнул секретаря в легкомыслии? Отчего в дальнейшем так гладко развивалась его карьера? Вот если секретарь действительно поджидал в книжной лавке, когда явится со своим «хвостом» английский филолог из самого что ни на есть зловещего британского посольства, если у него действительно были намечены и согласованы кандидатуры для битья, тогда другое дело…
После звонка Орлова пуганая Ахматова, подозревавшая чуть не каждого человека в стукачестве, тоже не пустила развитие событий на самотек. Она позвонила подруге-переводчице С.К. Островской и пригласила ее прийти к ней в Фонтанный. Так сказать, для переводческой помощи. Скорей всего, Ахматова подозревала в стукачестве и Островскую и хотела, чтобы «Они», чтобы «Там» знали наверняка: ничего лишнего англичанин от нее не услышит. Для надежности она пригласила и еще одну подругу, коллегу Шилейко… Похоже на то, что и битый славист подстраховался: оставил в британском консульстве адресок, чтоб знали, где в случае чего искать его труп. Казалось, все было предусмотрено. Чуток терпения, и вы убедитесь, что всего не может предусмотреть на Скотском Дворе сам Скотланд Ярд или даже сильнейшая в западном мире английская разведка…
Итак, к трем часам пополудни стороны были готовы встретиться – как бы случайно и непринужденно. Ахматовой предстояло заново прорубить давно заколоченное окно в Европу…
Сэр Исайя Берлин (1909–1997) – английский философ, один из основателей современной либеральной политической философии
Орлов привел гостя в Фонтанный дом. Пожилая, очень полная дама (так с разумной осторожностью сообщал позднее всей читающей публике и любимой жене молодожен сэр Берлин) поднялась им навстречу, и «величайший говорун Европы» (так отозвалась о нем Ахматова) произнес фразу, которая оправдала его репутацию, а любую поэтессу (даже и менее тщеславную, чем Ахматова) сразила бы наповал. «Вот вы тут живете, – сказал он ни на каком не на английском, а на чистейшем рижско-петербургско-лондонском русском языке, – а у нас там вас переводят, как Сафо». И конечно, никто из присутствующих не подумал при этом (а может, все-таки вздрогнул при мысли о ташкентских слухах и жалобах Островской) ни о чем таком сафическом, а только радостно воспринял как весть о всемирном признании, которого так долго ждала Ахматова и вот – дождалась. Весть пришла из самого что ни на есть Оксфорда, и оксфордский гость был тот самый человек, которому нужно было рассказать все. Все о ней. Русские слушатели давно познакомились с рассказами Ахматовой: они были записаны, надиктованы ею и столько раз «проиграны» в застолье, что их так и называли – «пластинками», но для английского исследователя-слависта это были бесценные живые рассказы.
