Наш разношерстный строй представлял довольно жалкое зрелище. После двух с половиной лет, проведенных в лагере для интернированных, мы были одеты во что попало. С одной стороны заводского двора стояло две сотни евреев в возрасте от восемнадцати до пятидесяти с лишним лет: профессора, преподаватели, врачи, писатели, музыканты – останки кораблекрушения, вынесенные на австралийский берег. С другой – около пятидесяти садоводов из окрестностей Шеппартона, ищущих рабочую силу для сбора урожая в своих владениях.
Они ходили по рядам, внимательно оценивали наше физическое состояние и даже щупали мышцы. Их интересовали не пожилые профессора, учителя и дантисты, а молодые парни вроде меня и моих товарищей, достаточно здоровые для ежедневной физической работы.
Эти австралийцы были не похожи на тех, которых я видел раньше. Они носили шляпы с широкими полями и разговаривали на гортанном диалекте, мне почти непонятном. Мы с Вэлли и другими приятелями держались плотной группой. Больше всего мы боялись, что нас разлучат, но, к счастью, пять или шесть человек попали в одну партию. Нас отвезли на грузовике в окрестности Шеппартона.
Персики разбирали по размеру на сортировочных столах с большим наклоном. Фрукты скатывались по нескольким желобам и попадали в отверстия разного диаметра. Нам сказали, что спать придется в амбаре для сортировки персиков. Повсюду было разбросано сено, но такому ночлегу было далеко до роскоши нашей спальни в лагере Tatura. В первую ночь стоял жуткий холод; в это время года дни были жаркими, а ночи чуть ли не морозными. Мы пытались спать на полу, но вокруг ползало множество разных существ, в том числе пауков и змей. В Австралии очень много змей, и почти все они ядовиты. Мы с Вэлли паниковали так сильно, что забрались на сортировочный стол и попробовали уснуть на жесткой деревянной поверхности. Из-за большого наклона приходилось держаться одной рукой, чтобы не скатиться вниз. Неудивительно, что нам все время снились кошмары.
У фермера была дочь по имени Саншайн. Нам не разрешали подходить к парадной двери дома; можно было пользоваться лишь задней. Девушка давала нам остатки еды с кухни. По воскресеньям Саншайн приходила в амбар с громадной миской персиковой каши – нашего главного лакомства в те дни. Мы ели сырые персики, тушеные персики, но в первую очередь консервированные персики. Еще много лет после этого я не мог смотреть на персики. Вскоре мы наладили дружелюбные отношения с фермером, а поскольку Вэлли был хорошим музыкантом (у него имелась скрипка и аккордеон), нас часто приглашали в дом. Мы рассаживались в гостиной, и Вэлли играл на скрипке или садился за пианино, и тогда звучали песни. Помню, как фермер однажды сказал нам: «Видите, собирать фрукты – это вроде как играть на скрипке: стоит набить руку, и все идет как по маслу».
Мы привыкли к австралийскому диалекту. Однажды, когда мы еще почти не были знакомы с отцом Саншайн, кто-то назвал его wag [7] . Я не знал, что это такое, и Вэлли тоже терялся в догадках. Что это значит? Может быть, он будет бить нас кнутом или приготовит другой неприятный сюрприз? Так или иначе, мы ничего не могли с этим поделать.
В конце концов стало невозможно спать в сортировочном амбаре, и фермер сказал, что мы можем поселиться в принадлежащем ему пустом доме, расположенном в полумиле от фермы. По его словам, там никого не было. Мы с Вэлли собрали свои пожитки и устроились в этом доме.
Однажды ночью раздался громкий стук в дверь. Мы отперли ее, и в дом ворвались албанцы с обнаженными кинжалами. Они сказали, что дом принадлежит им, и велели убираться вон. Мы мгновенно натянули нижнее белье, собрали пожитки и опрометью помчались через поля. Это была ужасная ночь, непроглядно темная, и мы несколько раз падали в придорожную канаву, прежде чем добрались до фермерского амбара.
Вскоре после этого фермер собрал приятелей, отправился к дому и избавился от албанцев. На этот раз уже они удирали со всех ног. Он сказал, что мы можем снова поселиться там, вместе с двумя местными сезонными рабочими, трудившимися в другом саду. Впрочем, в доме хватало места для всех, так что у нас не возникло проблем.
Двое парней жили в комнатах по другую сторону коридора от нас вместе с девушкой, которая готовила для них. Они были неграмотными австралийскими парнями, а девушка выглядела не так уж плохо. Прошло совсем немного времени после нашего освобождения из Tatura, и мы больше двух лет не имели нормальных отношений с женщинами. В городке Шеппартон мы бывали редко, поскольку так уставали после сбора фруктов, что падали на лежанки и сразу засыпали.
Сбор плодов начинался ранним утром, когда еще подмораживало, но к полудню стояла страшная жара. Между ветвями деревьев часто встречалась паутина. Австралийские пауки – крайне опасные твари; лишь несколько видов не ядовиты. Помню, как однажды утром я увидел необыкновенно красивую паутину, покрытую каплями росы, по которой бегали огромные пауки. Я испугался до полусмерти. Пауки на деревьях, между деревьями и под ногами – опасность грозила отовсюду.
Как-то раз я прохаживался в саду по палой листве и вдруг наступил на что-то твердое, взметнувшееся мне навстречу. Я не сомневался, что это змея, поэтому завопил и отскочил назад, но эта штука снова выпрыгнула на меня. В утреннем сумраке я не сразу разобрался, что дважды наступил на длинную ветку. Я был так напуган, что до сих пор помню это происшествие, как будто оно случилось вчера.
Работа в саду требовала внимания, нужно было собирать персики только определенного цвета и спелости. Один из наших приятелей Гарри Джейдельс собирал персики, надев солнцезащитные очки. Когда отец Саншайн пришел в сад, чтобы посмотреть, как мы работаем, он пришел в ярость, увидев этого парня на лестнице в темных очках, и закричал: «Эй ты, скотина, ну-ка спускайся и дай мне заглянуть в твою сумку». Во время сбора мы носили заплечные сумки, куда складывали персики. Когда сумка наполнялась, сборщик спускался с лестницы и выкладывал содержимое сумки в деревянный ящик. И вот толстый, неуклюжий Гарри спустился с лестницы и поставил сумку для осмотра. Разумеется, в сумке было полно зеленых персиков, которые он не заметил, потому что носил темные очки. Фермер сорвал очки с его носа и крикнул: «Не смей носить темные очки, когда собираешь фрукты! Ты не получишь ни гроша за сегодняшнюю работу!»
Когда начались дожди, сбор персиков прекратился, потому что влажные плоды срывать нельзя. Насколько я помню, таких дней было довольно много. Когда мы не работали, то не получали денег; нам платили за каждый собранный ящик. Когда заканчивались деньги и еда, мы ходили от одной фермы к другой с протянутой шапкой. Мы стучали в заднюю дверь и спрашивали, не нужны ли люди для любой работы, которую могут предложить. Я умел водить машину, Вэлли всегда мог сыграть на скрипке, а иногда мы выполняли мелкую черновую работу, так что на хлеб с джемом хватало. И хлеб, и джем стоили дешево, поскольку мы находились в центре сельскохозяйственного региона Австралии. Когда дожди прекращались, мы возвращались к сбору персиков.
Самым замечательным в нашей работе было чувство локтя. Мы все находились в одной лодке. Много шутили и смеялись над странными обычаями и словечками австралийцев. Когда мы шли на работу, обычно встречали местных жителей, отправившихся на прогулку или по делу, и заранее знали, что услышим от них. Обмен банальностями был совершенно предсказуемым. К примеру, они говорили: «Доброе утро, как дела? Не жарко сегодня для вас? Работа идет нормально?» Мы составляли готовые ответы и никогда не ошибались в предсказаниях.
