Примерно в 1975 году вышло распоряжение, что все авторские негативы следует передать в редакцию Vogue для сохранения в архивах журнала на Пляс дю Палас Бурбон. Этот период был особенно важным в моей работе. Вероятно, именно тогда я сделал некоторые из своих лучших снимков. Я вооружился ножницами и принялся резать катушки пленки, отбирая для журнала то, что, по моему мнению, следовало отдать, чтобы не возникало лишних вопросов, и оставляя лучшие негативы себе. Бедный Роберт умер в 1981 году, что не в последнюю очередь было следствием невоздержанности во время трапез у «Максима». Нам его очень не хватало, но под руководством Франсин Крисент французский Vogue продолжал нарушать все общепринятые правила и оставался самым увлекательным, модным журналом в мире.
Несколько лет спустя женщина, работавшая в архивах французского Vogue, решила не утруждать себя и выбросила все негативы в мусорный бак за дверью дома № 4 на Пляс дю Палас Бурбон. Вскоре после этого я получил от британского Vogue уведомление, что все мои негативы и позитивы будут уничтожены к определенному сроку, если я не приеду в Лондон забрать их. Джун слетала в Лондон ближайшим рейсом и торжественно вернулась с большей частью материалов.
В 1970-е годы я начал более тесное сотрудничество с английским журналом Nova. Это было действительно новаторское издание, и моя работа для него сильно отличалась от фотографий для французского Vogue. Меня вдохновляла возможность видеть плоды своих трудов в таких разных журналах, как итальянские Vogue и Amica, немецкий Stern, французские Réalité, Paris Match. Я высоко ценил творческие способности редакторов, с которыми работал в тот период: Полли Меллен, Грейс Коддингтон, Франселит Прат, Мануэла Павези, Кэролайн Бейкер. Впоследствии моей работе способствовали таланты Филлис Позник и Анны Делароссо.
Времена сильно изменились: до начала 1980-х годов нельзя было и представить, что сотрудник редакции разговаривает с кем-нибудь из рекламного отдела. Главный художник и главный редактор единолично решали, что будет напечатано на страницах журнала. Они были всемогущи. Работники рекламного отдела считались кем-то вроде коммивояжеров, их называли «продавцами пустого места». В наши дни они возвысились до звания «издателей» и узурпировали власть. К счастью, еще остаются талантливые самостоятельные главные редакторы, такие как Анна Винтур в Нью-Йорке и Франка Соззани в Милане. Они проводят совершенно разную издательскую политику, но их выбор бывает продиктован более либеральными европейскими нравами (в Милане) или строгими ограничениями религиозных предписаний и вкусов центральных штатов США (в Нью-Йорке). Иногда Анна публикует какую-нибудь из моих экстремальных подборок, но чаще всего мои фотографии подвергаются жесткой цензуре.
...
«Анна, пусть это сойдет мне с рук!»
В конце 1990-х годов на моем столе оказался каталог аукциона Christie’s. Наряду с другими предложениями там была серия модных фотографий для французского Vogue, якобы из коллекции Джоселин Каржере. Эта дама в течение нескольких лет работала главным художником журнала и регулярно обшаривала редакционные ящики, куда складывали снимки, возвращенные из типографии. В тот момент я находился в Лондоне, и представители аукционного дома попросили меня посмотреть снимки. Я сделал это, и фотографии, разумеется, моментально были сняты с торгов.
У любого фотографа найдется немало грустных историй о том, как снимки, украденные или невозвращенные, оказываются выставленными на торги в известных аукционных домах или на электронных аукционах вроде eBay. Мы не в силах прекратить это безобразие. Несколько лет назад меня посетила идея: все невозвращенные снимки для журналов или частных клиентов должны быть оценены по заведомо неприемлемой цене – по 4500 долларов за каждый снимок – независимо от их размера. На таких отпечатках нет штампа или подписи, и единственной идентификацией является архивный номер.
Американские магазины покупали модели французских кутюрье, чтобы копировать дизайн и изготавливать дешевую одежду. Они платили за это кучу денег, поэтому французы ненавидели пиратство, которое начиналось с тайных зарисовок во время показа модных коллекций. Это было трудно проконтролировать, но, если кого-нибудь ловили с поличным, его выбрасывали на улицу. Когда показы коллекций стали транслировать по телевидению, система рухнула.
У нас было много друзей среди коллег по профессии. Моя дружба с молодым немецким фотографом Крисом фон Вангенхаймом началась во время показа римской коллекции. Я познакомился с ним в баре гостиницы Angleterre, где останавливались все фотографы, и мы стали очень близкими друзьями. Мы оба родились в Германии, и он безошибочно распознавал немецкое, точнее, даже берлинское влияние в моем стиле фотографии. Он также видел, какой успех мне это принесло. Крис пытался подражать моему стилю и был очень увлечен моими находками, особенно в стиле садомазохизма. Я был гораздо старше его, поэтому в его наследии можно встретить много отголосков моих работ. Крис был замечательным человеком и прекрасным фотографом. С ним у меня связано много радостных воспоминаний. Он погиб в нелепой автокатастрофе в 1981 году.
Я никогда не получал грантов от учреждений или университетских стипендий, но всегда знал, как пользоваться ресурсами клиентов, как рекламными, так и издательскими. Я называл это «ломкой системы». Обычно я резервировал один или два часа от каждого фотосеанса для собственных целей. Естественно, я показывал клиентам все снимки, но природа моих экспериментов была такова, что они предпочитали публиковать «обычные», а не «частные» варианты. Таким образом, я в течение многих лет накапливал личные архивы. Я пользовался не только моделями, гримерами и парикмахерами, но и модными аксессуарами и всем прочим, что могло присутствовать на сеансе.
Глава десятая НЬЮ-ЙОРК: МИССИС ВРИЛЭНД И АЛЕКС ЛИБЕРМАН, 1965–1973
В 1962 году Диана Врилэнд, которую все называли «миссис Врилэнд», ушла из журнала Harper’s Bazaar и стала главным редактором американского Vogue.
В 1965 году она позвонила мне в Париж и сказала: «Мистер Ньютон, я хотела бы, чтобы вы приехали в Нью-Йорк, привезли с собой прекрасную девушку и работали в нашем журнале». Это было фантастическое предложение для честолюбивого и почти неизвестного фотографа. Оно подразумевало кучу денег и, если повезет, мощный толчок в карьере.
Тогда я не догадывался, что из этого ничего не выйдет и что мои фотографии будут жалкими и незапоминающимися. Миссис Врилэнд представляла атмосферу восточных фантазий, марокканской феерии, красных каблуков и мечтаний об экзотике. Для меня главным в работе был образ чувственной, очень эротичной женщины, во всех отношениях принадлежащей западному миру, – уроженке Парижа, Милана и, может быть, Нью-Йорка.
Я старался изо всех сил. Проводил безрадостные дни в нью-йоркских студиях, пытаясь удовлетворить каждое желание миссис Врилэнд. В следующем году меня снова пригласили в Нью-Йорк с тем же печальным результатом. Однако я не оставлял попыток. Нью-Йорк и американский Vogue играли столь важную роль в карьере любого модного фотографа, что я был ослеплен мечтами о славе и деньгах. Для меня это было запоминающимся и тяжелым уроком.
