Что же случилось с эгоистичным, слабовольным маленьким Хельмутом? Разумеется, он не выполнил свое обещание. Он поступил как раз наоборот и позорно «провалил экзамен в Монте-Карло».
Через неделю или около того после операции мы переехали в нашу квартиру в Монте-Карло. Джун все еще была очень слаба и испытывала массу проблем. Мне приходилось помогать ей вставать с постели, мыться под душем и ходить в туалет. Когда я говорю о слабости, то имею в виду физическую немощь – ее дух оставался сильным, как всегда. Я также помогал ей в плавательном бассейне, который находился рядом с нашим домом. Она медленно плавала взад-вперед, а я поддерживал ее.
Я выходил на улицы Монте-Карло и гулял там в одиночестве. У меня была ужасная депрессия, мне казалось, что никогда в жизни я не был так угнетен. Все сошлось воедино: болезнь и беспомощность Джун, тоска по парижской жизни и тот факт, что я впервые жил не в большом городе. Я внезапно оказался в незнакомом месте под названием Монте-Карло, которое не было ни городом, ни курортом. Это совершенно особое место, подобного которому нет в мире. В определенном отношении оно напоминало мне Сингапур в дни колониального владычества, но в сильно уменьшенном виде.
Когда Джун отдыхала, я садился в автобус и отправлялся в сад под названием «Маленькая Африка», расположенный возле знаменитого казино. Там я сидел на скамье и плакал.
...
Джун в нашей квартире в Монте-Карло после операции
Свой парижский автомобиль я продал, а в Сен-Тропе остался джип, по-прежнему стоявший возле нашего летнего дома в Рамателле. Я не хотел садиться за руль, поскольку был убежден, что непременно попаду в аварию, – совершенно не удавалось сосредоточиться. Мне больше не хотелось брать в руки камеру. В квартире я повсюду ходил за Джун, словно ручной пес. Она была моей крепостью. Вместо того чтобы быть сильным и ограждать ее от проблем, я ничего не делал, и весь груз ложился на ее плечи. Не знаю, как она выдержала это, поскольку моя депрессия все усиливалась. Когда ходил по магазинам за покупками, то едва смотрел по сторонам и играл в «русскую рулетку» с огромными грузовиками, возившими цемент, гравий и разные стройматериалы на многочисленные новостройки Монте-Карло. Грузовики выезжали с круговой транспортной развязки рядом с нашим домом.
Мне приходилось пересекать несколько улиц, чтобы добраться до той, где находился ближайший торговый центр Saint-Roman. Я называл ее La Rue Sans Joie, что значит «безрадостная улица». Даже если вы живете в Париже в шикарном районе, где-нибудь поблизости всегда есть такая La Rue Sans Joie. Эта безрадостная улица за нашим жилым домом была одной из самых унылых, которые я когда-либо видел. Разумеется, теперь, через двадцать лет, я привык к ней и она больше не угнетает меня. Теперь мне нравится Монте-Карло и моя жизнь здесь.
...
Фрагмент снимка, сделанного в Бордигере, 1983 г.
Но весной 1982 года я впал в такую глубокую депрессию, что в отчаянии позвонил своему другу, доктору Жану Даксу. Жан всегда приходил на помощь. Он мог в два счета вылечить простуду, чтобы я побыстрее вернулся к работе. Незримо, как ангел-хранитель, у которого всегда находилось что-нибудь особенное, чтобы поставить меня на ноги, все эти годы присутствовал рядом. Так или иначе, я сообщил ему, что со мной происходит, и он сказал: «Ладно, я пошлю тебе кое-что под названием «улучшитель настроения». Я был заинтригован, потому что раньше никогда не слышал об «улучшителях настроения».
Он сказал: «Ты должен принимать эти таблетки в течение пятнадцати дней. В первую неделю ты можешь впасть в еще более глубокую депрессию и тебе будет гораздо хуже, чем сейчас. Но, что бы ни случилось, не прекращай лечения, иначе все пойдет насмарку. Обещай мне, что будешь принимать таблетки в течение пятнадцати дней».
Я всегда слушался Жана, и его предсказания обычно сбывались. Действительно, в первую неделю мне стало гораздо хуже, но примерно через десять дней я ощутил постепенное улучшение, а через пятнадцать был практически в полном порядке. Я смотрел на мир совершенно иными глазами. Жан снова спас меня.
И опять я говорю только о себе, а не о Джун. Что ж, это в моем стиле. Во время очередного приступа депрессии я сказал ей: «Можешь выбросить все мои камеры; я больше никогда не буду фотографировать». Я говорил совершенно искренне. Я был уверен, что никогда не вернусь к нормальному состоянию и не возьму в руки камеру, не буду водить автомобиль.
Вскоре после курса «улучшителя настроения» мне пришлось отправиться в Милан по делу, не связанному с фотографией. Это было в конце весны, я сел в поезд, отбывавший из Монте-Карло. Я сидел у окна купе и смотрел в окно, пока поезд отъезжал от перрона и еще около двух часов неторопливо двигался вдоль побережья. Закат над Средиземным морем был прекрасен.
Световой день продолжался очень долго, и золотистый солнечный свет заливал пляжи и маленькие деревушки, через которые мы проезжали. Ровно через полчаса после отъезда из Монте-Карло мы остановились на станции Бордигера, и я сразу влюбился в это место.
Это был старый морской курорт начала века, настоящий бальнеологический санаторий, какие в те дни пользовались большой популярностью. Каким-то образом этот уютный маленький городок запал мне в душу. Когда я вернулся в Монте-Карло из Милана, то стал больше чувствовать себя дома, чем раньше. Вскоре из итальянского отделения Vogue поступило предложение сделать для них модные фотографии в любое удобное для меня время. Я взял камеры и поехал со своими фотомоделями в Бордигеру.
С тех пор прошло двадцать лет, а я по-прежнему живу здесь. Моя работа происходит главным образом в Монте-Карло и его окрестностях, окна моего кабинета смотрят на Средиземное море, и я не могу представить свою жизнь где-то еще.
Здесь я заканчиваю свой рассказ, потому что описание чужого успеха, большого или малого, просто не представляет интереса для читателей. В сущности, эта книга и повествует о моем пути к успеху.
Часть II: ФОТОГРАФИИ
...
Я со своей камерой Agfa Tengor Box
О МОЕЙ РАБОТЕ
Мое фотографическое снаряжение
С тех пор как я был подростком, в моей технике фотографирования изменилось немногое. В 1930-х годах я работал летом при дневном свете, а зимой фотографировал своих подружек с помощью двухсотваттной лампы заливающего света. Теперь я дорос до такой же лампы мощностью в пятьсот ватт. Я не пользуюсь стробоскопической лампой, редко работаю в студии и при необходимости арендую дополнительное оборудование и студийные помещения. Серия «Большие обнаженные фигуры», пожалуй, была единственной крупной работой, полностью выполненной в студии.
