Оба диктатора в экономике видели инструмент, средство, необходимое для того, чтобы положить конец капитализму, но не самоцель. Гитлер и Сталин воспринимали экономическое развитие как незаменимую основу для достижения других приоритетов: создания социальных утопий, военной защиты диктатур, достижения социального мира, строительства отдаленного государства будущего, которое будет неизменно процветать. Эти амбиции, как считали диктаторы, не могут быть реализованы, если полагаться только на согласие рыночного капитализма отречься от его главных, устремленных на получение прибыли импульсов и отдать предпочтение высшим целям, к которым стремиться сообщество. Гитлер отвергал «свободную игру сил» в пользу идеи, что то, «что когда-то происходило случайно, теперь должно планироваться». Сталин в той же речи на съезде партии в 1930 году насмехался над «детской формулой», предсказывающей, что «капиталистические элементы мирным путем трансформируются в социалистические»20.
Тот факт, что в мировоззрении Сталина экономика занимала центральное место, не вызывает сомнений. В рамках марксизма материалистический взгляд на историю является непререкаемой аксиомой: политические системы и социальное устройство общества вытекают в конечном итоге из способов производства (феодализм, капитализм и т. д.) и социальных отношений, которые эти способы производства генерируют (рабы и рабовладельцы, капиталисты и пролетарии). В 1920-х годах в Советском Союзе исходили из того, что в какой-то момент способ производства станет главным образом социалистическим, что позволит совершить переход к бесклассовому социалистическому обществу. Однако при Новой экономической политике экономика на самом деле оставалась смешанной и социализм в ней сочетался с капитализмом, а четыре пятых всего трудоспособного населения страны было вовлечено в ту или иную форму частного предпринимательства. Мнение партии по этому поводу разделилось: некоторые ее руководители полагали, что незначительная доля частной экономики может со временем перерасти в более социалистические формы; другие выступали за ускоренное индустриальное развитие и уничтожение остатков капиталистического строя. То влияние, которое эти дебаты оказали на внутрипартийные политические конфликты, которые позволили Сталину выйти на передний план, мы уже обсудили. Здесь же необходимо показать, что к зиме 1927/28 года Сталин в конце концов пришел к убеждению, что режим должен пойти на риск конфронтации с преимущественно несоциалистическими массами и эксплуатирующими их «новыми миллионерами», начав плановое строительство социализма. Для Сталина экономические преобразования означали движение только к одной главной цели: «полный вперед по пути индустриализации к установлению социализма»21.
Экономическая революция, начавшаяся с первым пятилетним планом, была направлена на достижение большего соответствия между способом производства и системой социальных отношений. Сталиным была сформулирована одна простая идея, одобренная большинством членов партии: социализм невозможен без общественной собственности и общественного руководства экономикой. Экономика стала единственным средством достижения социально-политических целей партии и победы над сохраняющимся в стране капитализмом. В понимании Сталина это означало два разных, но взаимосвязанных процесса: создание современной индустриальной и аграрной экономики с одной стороны, и «уничтожение эксплуатации» и подавление последних отчаянных попыток контрнаступления капитализма – с другой22. Совместить две цели в рамках классического марксизма было весьма затруднительно. Строительство индустриальной экономики сверху путем делегирования полномочий планирующему аппарату государства и навязывания особых экономических условий, ведущих к социализму, должно было компенсировать отсутствующую буржуазную стадию развития российской экономики. Этого можно было достичь только в условиях жесткой командной экономики и высокой степени экономического принуждения. «Наступление социализма» на капиталистических врагов внутри советского общества и на империалистов за его пределами превратило социалистическую экономику в инструмент войны против капитализма до победного конца. В 1930 году Сталин напомнил своим слушателям о том, что ключевой вопрос был сформулирован самим Лениным: «Кто – кого?» Находясь в условиях капиталистического окружения и перманентной угрозы военной интервенции, Сталин стал рассматривать экономику как источник военной мощи, необходимой для сохранения революционного государства. В 1932 году он использовал всю свою власть для сдвига экономических планов в направлении обеспечения обороноспособности; выбор, сделанный в пользу применения командной экономики в качестве щита и меча в соревновании с капитализмом, затмил все остальные приоритеты и оставил Советский Союз обремененным на все остальное время его существования чрезмерной военной промышленностью23.
Понять, какими были экономические взгляды Гитлера, куда сложнее. В случае с фюрером не существовало набора готовых теорий; в определении точной природы экономической идеологии национал-социалистические экономисты расходились, временами очень сильно; партия должна была соблюдать осторожность в публичных заявлениях по этим вопросам, чтобы не лишиться поддержки своих сторонников среди частных собственников и предпринимателей. Часто звучало мнение о том, что сам Гитлер мало интересовался экономикой и не обладал особыми познаниями в этой области, поэтому оставлял все ее хитросплетения на волю профессионалов. Нет ничего ошибочней этого предположения. Глубинная основа мировоззрения Гитлера была экономической по самой своей сути. На протяжении всей своей политической карьеры он оставался, как и Сталин, ярым приверженцем ряда четких, если не примитивных экономических принципов. Самым важным их них было убеждение в том, что экономика всегда была и должна быть подчинена нуждам народа и государству, выступающего от его имени. В этой и во всех остальных сферах экономика являлась, по его мнению, инструментом «сохранения расы». Капитализм, как заявил Гитлер на одном из первых съездов партии, «стал слугой государства, а не его хозяином»24. В рамках экономической программы, созданной партийными экономистами в 1931 году, экономика характеризовалась как «собственность народа», для которой государство, будучи народным уполномоченным, является «высшей инстанцией»25. В 1937 году, выступая на ежегодном съезде партии, Гитлер заявил, что нет никакой разницы в том, является ли идеология капиталистической или социалистической, поскольку экономическая политика всегда служит только одному фактору – «самому сообществу»26. Определяющим понятием было народная экономика. В 1920-х годах это понятие было безобидным синонимом «экономики», однако в устах национал-социалистических экономистов оно приобрело новый смысл: экономика для народа, «источник крови для всех органов» расового организма27. Подобные взгляды не были оригинальными для партии; в Германии существовала давняя традиция националистической идеи дирижизма в экономике, которая достигла своего пика в интеллектуальном бунте 1920-х годов против мнения о том, что неуправляемый капитализм может удовлетворять нужды германского народа. Идея того, что национальные экономики являются инструментом служения всему народу, а не вотчиной самозванной экономической клики, стала общим местом радикал-националистических кругов и была позаимствована Гитлером без каких-либо оговорок.
