Этот контраст не помешал сталинскому Советскому Союзу наказывать национальности. Миллионы представителей национальных меньшинств были депортированы со своих исконных земель; десятки людей разных национальностей погибли в лагерях и тюрьмах. Но такая судьба не обошла и миллионы этнических русских. Преследования в Советском Союзе не имели специфически этнического характера. Жертвы режима различных национальностей стали объектами преследований по политическим причинам либо в силу того, что их лояльность коммунистическому государству подверглась сомнению, либо потому что их посчитали неспособными ассимилироваться в коммунистическую федерацию. Для заклейменных национальных меньшинств последствия всегда были самыми печальными. Их вырывали с корнем с родных мест, а затем по длинному изнуряющему пути отправляли в Среднюю Азию или Сибирь, где их оставляли со скудными ресурсами, чтобы они могли начать свою новую жизнь. Язык, который использовал режим для характеристики своих врагов, был неотделим от языка Третьего Рейха: «паразиты», «вредители», «источники загрязнения», «отбросы»163. Они были жертвами общей грубости и жесткости чиновников и полицейских, руководивших депортациями и управлявшими специальными поселениями. Тысячи были убиты в процессе чисток как политически неблагонадежные. Режим никогда особенно не скрывал свой откровенный расизм; евреи постоянно страдали от широко распространенного антисемитизма, унаследованного от царского прошлого. Но ни одна из депортаций или акций режима, направленных против этнических групп, не ставила цель геноцида. Предпринимались большие усилия для того, чтобы обеспечить разумные условия, при которых должны были осуществляться переселения людей.
Эшелоны должны были иметь две прикрепленных к ним бригады медицинских персонала, достаточное и регулярное обеспечение продуктами, и ограниченное число пассажиров в каждом грузовом автомобиле, хотя очевидно, что мало какие из этих условий когда-либо на самом деле соблюдались164. Большинство воспоминаний о депортациях рисуют картину всеобщего страдания депортированных народов, что было следствием некомпетентности, коррупции, неожиданных случаев насилия или умышленного злодейства со стороны тех, кто осуществлял депортации: однако конечным пунктом назначения был не железнодорожный тупик в Освенциме.
Что отличало советские преследования национальных меньшинств и национал-социалистический геноцид? Добровольное сотрудничество многих советских граждан с германскими захватчиками, в процессе массовых убийств не только евреев, но и цыган, указывает на то, что ни одна из черт не была уникальной для германского общества, чтобы ею объяснить контраст между двумя системами. Различие кроется в политических приоритетах двух режимов. При Гитлере германская политика свелась до простого инструмента выживания нации. Система с Гитлером во главе откровенно позволяла, во-первых – нарушать права людей по расовому признаку, затем – исключать людей из общества по расовому принципу, и наконец, допускала массовые убийства. Приказы, спускавшиеся вниз из штаба Гитлера во время войны, узаконивали геноцид. «Нам следует расстреливать евреев? – спросил один офицер Гестапо после совещания у Гейдриха, состоявшегося в июне 1941 года. «Несомненно, – последовал ответ165. На оккупированной Украине германские власти организовали широкую пропагандистскую кампанию, чтобы побудить украинцев идентифицировать себя с германским антисемитизмом, поскольку они тоже считались жертвами «еврейского большевизма». В киевской газете, которая спонсировалась Германией, «Новое украинское слово», в 576 номерах из 700 были напечатаны статьи о еврейской угрозе; пропагандистские фильмы, которые показывались здесь, назывались «Сталин и евреи», и «Евреи и НКВД»166. За доставку еврея властям полагалась награда. Тысячи украинцев работали для Германии в качестве милиционеров, окружая и расстреливая евреев. Даже когда евреи бежали в лес, чтобы вступить в ряды партизан, они находили здесь враждебный прием со стороны нееврейского сопротивления167.
Готовность украинцев хватать и убивать украинских евреев, когда им было предоставлено такое право, подчеркивает ту степень, до которой убийственный расизм сдерживался советскими властями. Сталинский Советский Союз позволял арестовывать, депортировать, даже убивать тех, кто был заклеймен как политический враг коммунизма. Изоляция и исключение были оставлены для тех национальностей, в преданности которых были сомнения, кто стал жертвой политической ксенофобии. Но как мультиэтническое государство, Советский Союз был формально привержен идее расовой толерантности; очевидная расовая нетолерантность германской диктатуры подчеркивалась советскими властями как особенность фашизма. После 1945 года Советский Союз игнорировал особую судьбу евреев, потому что хотел продемонстрировать мультиэтнический характер советских военных усилий. Гражданские лица, убитые в войне, характеризовались как «советские граждане многих национальностей», для того, чтобы гарантировать, что миллионы славян, убитых в период между 1941 и 1945 года, также будут признаны как объекты германской расовой ненависти168. Многонациональная идентичность Советского народа была выкована в войне; Германская идентичность при Гитлере свелась к банальному выражению этнических различий.
Глава 14
Империя лагерей
«Особо зловещим казалось Михаилу Сидоровичу то, что национал-социализм не приходил в лагерь с моноклем, по-юнкерски надменный, чуждый народу. Национал-социализм жил в лагерях по-свойски, он не был обособлен от простого народа, он шутил по-народному, и шуткам его смеялись, он был плебеем и вел себя по-простому, он отлично знал и язык, и душу, и ум тех, кого лишил свободы».
Василий Гроссман, Жизнь и судьба, 19601
В начале лета 1945 года один восемнадцатилетний немецкий солдат, недавно вернувшийся в родной город в советской зоне оккупации, был задержан Советскими службами безопасности по подозрению в антисоветском сопротивлении. Альберта Килиана отправили в спецлагерь НКВД № 1 в Мюльберге, на реке Эльбе. Находившийся под контролем НКВД лагерь представлял собой суровый «лагерь молчания», существование таких лагерей замалчивалось; изолированный от внешнего мира, без права переписки и посещений. Что отличало этот дальний форпост обширной организации ГУЛАГа, это то, что всего несколько недель назад он был немецким лагерем, в котором содержались советские пленные. Теперь на сторожевых вышках стояли солдаты НКВД, а не немецкая охрана2.
Превращение немецкого лагеря в советский произошло почти незаметно и совершенно гладко. Те же грубые бараки с рядами деревянных кроватей, покрытых заплатанными одеялами, те же грязные уборные, та же омерзительная еда, та же рутина сизифова труда, тот же бессмысленный тяжелый физический труд. Лагерем управляли «функционеры», отобранные из самих пленных, которых отличали плотные красные нарукавные повязки, обрамленные черной каймой, на которой были изображены три большие советские звезды, вместо эмблемы Третьего рейха. Это они водили пленных из бараков на ежедневную перекличку каждый божий день в шесть утра; это они травили и избивали пленных, когда те, пошатываясь, шли на работу, которая длилась по двенадцать часов в день, все дни недели, кроме послеобеденного времени в воскресенья; это они воровали еду и грабили их личные вещи. Экспроприации производились так тщательно, что не осталось ни одних настенных или наручных часов, и пришлось выбрать одного пленного, которому доверили ходить по лагерю, выкрикивая время. Все лагерные принадлежности и оборудование были крайне изношены; каждый день по двенадцатичасовому графику давали по литру водянистого супа и 600 грамм хлеба. Очень скоро более слабые представители населения лагеря – редакторы, судьи, юристы, бюрократы и функционеры нацистской партии, дошли до полного истощения из-за голода, холода и дизентерии. Из 122 671 пленных, прошедших через лагерь, 42 889 умерли, еще 756 были расстреляны как враги советского государства3.
