Партия оказалась верна своему слову. Уже через нескольких дней пребывания Гитлера на посту канцлера, СА начали хватать политических противников и отправлять их в наспех созданные тюрьмы. Так же, как и лагеря ЧК в 1918 году, это были импровизированные, плохо контролируемые и намеренно брутальные учреждения. Но в отличие от Чека, СА действовали самостоятельно от своего имени, своевольно игнорируя государственный аппарат. Только постепенно, в течение первой половины 1933 года местные власти, в конце концов, начали прибирать лагеря к своим рукам. Незаконный режим террора со стороны СА был взят под контроль. Число лагерей неуклонно сокращалось, а заключенные были сконцентрированы в нескольких более крупных лагерных центрах. В течение 1933 года было создано в целом, по крайней мере, 157 лагерей. Некоторые из них представляли собой не многим более, чем переполненные тюрьмы; другие, подобно печально известному Ораниенбургскому лагерю в окрестностях Берлина, были основаны на территории больших заводов; но другие, однако, разместились в заброшенных бараках. Между маем и октябрем 1933 года были закрыты 34 лагеря. В течение 1934 года были закрыты почти все остальные лагеря, по мере того как политических заключенных перестали откровенно терроризировать14. Чрезвычайный характер этого периода истории лагерей совершенно очевиден.
Основой будущей системы лагерей стала небольшая группа лагерей, которые были признаны государством и в течение 1933 года стали субсидироваться. Ими управляли местные органы Министерств юстиции или внутренних дел. Одним из самых важных был лагерь, основанный в фабричных бараках в окрестностях Мюнхена в Дахау. Этот лагерь, впервые открытый в марте 1933 года главой Баварской политической полиции Генрихом Гиммлером, стал образцовым для будущей системы лагерей. Он охранялся не регулярными полицейскими силами, а охранниками СС, которые подчинялись Гиммлеру, а не государственным органам юстиции – очевидная аномалия, позволявшая охране терроризировать заключенных как им заблагорассудиться. В июне 1933 года Гиммлер назначил первого коменданта лагеря, эсэсовского офицера по имени
Теодор Эйке, который до этого помогал управлять отделом безопасности крупнейшего в стране химического комбината ИГ Фарбендустри.
Эйке был человеком, у которого в плече был осколок. Одиннадцатый ребенок в семье станционного мастера, сорока однолетний комендант имел за собой длинную историю агрессивного поведения. Гиммлер вырвал его из психиатрической клиники, куда его насильно отправил лидер местных наци для прохождения теста на трудоспособность. После армейской карьеры в рядах казначейской службы он поступал и покидал работу в полиции, откуда его увольняли за крайне правые взгляды, пока он не обосновался в ИГ Фарбен. Он вступил в партию в 1928 году, а в СС – в 1930-м. У него был жестокий нрав и он питал брутальную ненависть к левым. С его фотографии смотрит лицо, без капли юмора, с крупными чертами, мрачным, суровым взглядом, эдакий образцовый комендант лагеря. Свою работу он воспринимал со всей серьезностью. Дахау функционировал с военной точностью и расчетливой жестокостью. Именно Эйке составил правила, регулировавшие функционирование всей системы лагерей. Он ввел режим жестких, безжалостных работ; он составил подробный дисциплинарный кодекс, и стал обучать охранников технике ежедневных притеснений, в том числе, деликатному искусству расстрелов заключенных, когда они пытались бежать. «Терпимость, – говорилось в инструкциях Эйке, – означает слабость»15. Его деятельность на посту показалась настолько успешной, что, когда Гиммлер встал по главе Прусской политической полиции в апреле 1934 года, Эйке пригласили возглавить организацию и управление всеми остальными лагерями. Его официальная должность называлась «Инспектор концентрационных лагерей».
Летом 1934 года лагерная система оказалась перед выбором. Новая империя Эйке стремительно сокращалась по мере того как небольшие лагеря закрывались, а число их обитателей уменьшалось с каждым месяцем. С оставшимися политическими заключенными могли справиться обычные тюрьмы и судебная система, и Министерства юстиции и внутренних дел оказывали сильное давление с тем, чтобы положить конец тому, что представлялось импровизированным ответом на период исключительного кризиса, тем, чем во многом собственно и были концентрационные лагеря. Помимо Дахау, Эйке подчинялись еще четыре других лагеря: Ораниенбург-Колумбияхаус в Берлине; Эстервеген в Эмсланде; Заксенбург в Тюрингии; и Лихтенбург на Эльбе. В декабре 1934 года его правовое положение укрепилось в результате создания формального отдела по инспекциям, разместившегося в штаб-квартире Гестапо в Берлине, но к июню 1935 года новый департамент Эйке имел только пять офицеров полиции и восемь эсэсовцев на весь Рейх16.
Лагеря выжили только благодаря тому, что Гитлер одобрил их существование. В феврале 1935 года он объявил, что число заключенных более не должно сокращаться. В июне он санкционировал финансирование лагерей Рейхом и поддержал предложения Эйке, касающиеся организации лагерей; в ноябре 1935 года он отверг попытки Министерства юстиции внедрить нормативное право в систему лагерей. И наконец, весной 1936 года Гитлер подтвердил, что лагеря являются исключительной ответственностью СС, а в июне назначил Гиммлера главой служб безопасности Рейха, передав ему лагеря под прямое управление17. Таким образом, только в 1936 году система концентрационных лагерей оформилась юридически и обеспечила себе организационную безопасность. Гиммлер рассматривал лагеря как постоянный и необходимый элемент системы, позволявший изолировать неисправившихся врагов и нежелательных расовых элементов, отгородив их от остальной части национального сообщества. Первоначально, лагеря, как и их советские аналоги, рассматривались как места перевоспитания заключенных посредством ежедневной дисциплинарной рутины и политических внушений. При освобождении заключенные должны были подписываться под обещанием больше не вовлекаться ни в какие формы политической активности, враждебной режиму. Только заключенные, чье поведение свидетельствовало о невозможности политического перевоспитания, не имели перспективы выйти на свободу. По указанию Эйке их предполагалось отправлять в специальные исправительные компании и подвергать особо суровым мерам наказания18.
Начиная с 1936 года характер лагерной системы начал меняться в соответствии с ускорением перевооружения Германии и социальными приготовлениями к войне. Страх перед внутренними заговорами, способными подорвать все будущие военные усилия Германии, способствовал физическому расширению вместимости лагерей, чтобы предатели могли испытать особо жестокие условия изолированного заключения. Выбор Центральной Германии как места расположения нового лагеря в Бухенвальде, недалеко от Веймара, основывался на странном убеждении Эйке, что противники государства буквально будут прятаться в самом сердце Германии, выжидая время для нападения, если их заблаговременно не изолировать в том самом месте, которое они изберут для того, чтобы скрываться19. Гиммлер, в речи в январе 1937 года, связал расширяющуюся систему лагерей с будущей войной, во время которой значительное число ненадежных лиц и предателей режима будут изолированы, речь шла о 50 00020. Гиммлер объяснял Министру финансов Рейха, которому предстояло платить за новые лагеря, что второй лагерь в Заксенхаузене в окрестностях Берлина предполагается построить в ответ на потребности вооруженных сил в огромных тюрьмах для потенциальных врагов нации, численность которых может с легкостью увеличиться, когда начнется война. Он планировал, что лагерь будет вмещать 7500 человек21.
