Любое упоминание о жизни Сталина неизбежно ставит вопрос о том, какие побуждения двигали его вперед. По мнению его первого российского биографа периода гласности Дмитрия Волкогонова, и что вполне соответствует здравому смыслу, это была власть: «Чем больше власти он концентрировал в своих руках, тем большей власти он жаждал»36. Как отмечал Роберт Такер в своей классической биографии диктатора, Сталин жаждал не только власти, но и славы: «Слава… оставалась его целью»37. По мнению Бухарина и Троцкого, Сталиным двигали глубинные пороки его личности: зависть, ревность, мелкие амбиции38. Между тем каких-либо заметок, могущих пролить свет на мотивы, двигавшие Сталиным, почти не осталось. Однажды, во время гражданской войны, когда шла успешная защита расположенного на Волге города Царицына, Сталин заметил, что он бы с готовностью пожертвовал сорока девятью процентами людей, если это «спасет остальные пятьдесят один процент, потому что это будет означать спасение революции»39. Возможно, зависть к более успешным и честолюбивым людям, окружавшим его, толкала его на их устранение, но возможно и то, что ему просто льстили рукоплескания масс (многие, однако, свидетельствовали о том, что он возражал против наиболее экстравагантных форм восхваления его персоны), но единственной нитью, связывавшей все его поступки и дела, была идея спасения революции и защиты первого социалистического государства. Власть для Сталина, по-видимому, не была самоцелью, скорее эта власть была нужна ему для сохранения и развития революции и государства, которые он олицетворял. Цель сохранения революции стала для Сталина личным делом, поскольку в какой-то момент в 1920-х годах, возможно после смерти Ленина, он стал видеть себя в роли руководителя большевиков, который только и был способен пролагать пути революции с достаточной жесткостью и целеустремленностью. Его инстинкт самосохранения, полное бесчувствие, с которым он уничтожал своих соратников по партии, макевиаллистская политика – все это свидетельство не того, что Сталин был полностью поглощенной собой личностью, извращенной садистскими наклонностями, а скорее того, что этот человек сполна использовал доступные ему средства для достижения главной цели, преданность которой он сохранял на протяжении всей своей жизни, начиная еще с подросткового возраста. Советскому обществу такая целенаправленность стоила огромных потерь и имела далекоидущие последствия, однако Сталину такая позиция, очевидно, казалась оправданной высшей целью строительства коммунизма.
Биография Гитлера изучена гораздо лучше. Лучше освещены все подробности его личной и общественной жизни, а взгляды Гитлера по самым разным вопросам нашли отражение в его произведениях и законспектированных беседах. Легенда о Гитлере, сформировавшаяся в 1930-х годах, куда ближе к истине по сравнению с официальной версией прошлого Сталина. И все же мысли, таившиеся в самых глубинных уголках сознания, которые могли бы выйти наружу в дневниках и регулярной личной переписке, остаются за семью печатями, как Гитлера, так и Сталина. Понять личность Гитлера – задача чрезвычайно сложная. Пропасть, лежащая между неуклюжим, ничем не выдающимся, замкнутым индивидом и публичным политиком Гитлером, демагогом и пророком, кажется совершенно непреодолимой, и напротив, личные черты Сталина в полной мере проявились в его публичной карьере. Этот контраст в характере Гитлера казался столь разительным, что многие подозревали его в обладании неким редким, непостижимым физическим и психологическим даром, который помогает ему очаровывать и гипнотизировать как тех, кто находился в непосредственной близости от него, так и стоящую вдали толпу, которую он стал обращать в свою веру с начала 1920-х годов. Но не только в сверхъестественном видели причину. Так, однажды в Берлине в 1934 году, сидя на стадионе буквально в футе от Гитлера за его спиной, два британских гостя гитлеровского съезда наблюдали за тем, как он завораживал слушателей уже знакомой всем нарастающей страстностью и резким голосом. «Затем случилось нечто невероятное, – отмечали они. – [мы] оба увидели вспышку голубой молнии, исходящей от спины Гитлера… Оставалось только удивляться тому, что никто из нас, стоявших совсем близко от него, не были убиты насмерть». Эти люди впоследствии пытались понять, действительно ли Гитлер в какие-то моменты оказывался во власти дьявола, и ответ был: «Да, мы пришли к выводу, что это имело место»40.
Адольф Гитлер родился 20 апреля 1889 года в маленьком австрийском городке Браунау-на-Инне четвертым ребенком отца от его третьего брака, хотя его трое старших братьев и сестер умерли в младенчестве. Его отец был служащим таможни, и семья была вполне мелкобуржуазной. Отец Гитлера скончался в 1900 году, а мать Клара – в 1907-м. Он посещал местную школу, где демонстрировал некоторые способности, однако, перейдя в среднюю школу в Линце, юный Гитлер потерял интерес к учебе. Так же как и Сталин, Гитлер отличался исключительно хорошей памятью. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, он покинул Линц и переехал в Вену, где надеялся выучиться на художника или архитектора. Он жил тогда, вопреки его позднейшим заявлениям, не в нищете, а на довольно большое наследство, а также на средства, полученные от продажи своих картин – преимущественно городских ландшафтов, которые демонстрировались в местных галереях. В 1907 году ему отказали в приеме в Академию искусств Вены. Дни он проводил в компании молодых праздношатающихся людей без особых занятий, а по вечерам посещал театры и концерты, куда его влекла музыка его любимого композитора Густава Малера41. Пять юношеских лет, проведенные в Вене, дают мало зацепок, указывающих на будущего политика; он интересовался текущими событиями, увлекался пан-германским национализмом, однако четких данных о том, что в эти годы его национализм носил отчетливо антисемитский характер, нет. И все же в стеснительном, вежливом, социально пассивном юноше, который временами мог быть откровенно самоуверенным, блуждающим, сконцентрированным на себе и равнодушным к своим друзьям, можно было узнать раздвоенную личность 1930-х годов.
В мае 1913 года Гитлер бежал из Вены в Мюнхен, чтобы не проходить военную службу в Австрийской армии. австрийские органы связались с ним, но ему почти год удавалось избегать депортации, пока в феврале 1914 года двадцатичетырехлетнего художника не вернули в Зальцбург, где медицинская комиссия признала его «непригодным для военной или вспомогательной службы»42. В августе этого же года, стоя на Одеонплац в Мюнхене, он услышал о начале Первой мировой войны. Двумя днями позже он пошел воевать добровольцем в составе германской армии, которая нашла его вполне пригодным для военной службы. После краткой двухмесячной подготовки Гитлер был послан на фронт в Бельгию и Францию. Подобно тысячам остальных молодых европейцев, которые рвались на фронт, Гитлер признавался, что был «чрезвычайно взволнован»43. Война сотворили Гитлера так же как революция – Сталина. Через месяц Гитлера повысили в должности до капрала и наградили Железным крестом второго класса («Счастливейший день в моей жизни», – писал Гитлер своему квартирному хозяину в Мюнхен). Железный крест первого класса он наконец-то получил в августе 1918 года. В экстремальных условиях войны, требующих от каждого солдата напряжения всех сил, он проявлял личную храбрость и всегда был веселым: «рисковать жизнью каждый день, смотреть смерти в глаза»44. Тот факт, что он после всех четырех лет войны остался жив, тогда как тысячи его товарищей остались лежать на поле брани, был простой случайностью. Война оказала на него куда более сильное влияние, чем годы жизни в Вене. В своей книге «Mein Kampf», вспоминая это время, он пишет, что это было «самое незабываемое время всей моей земной жизни»45. Он психологически был полностью погружен в борьбу; Гитлер приучил себя, по его собственному признанию, к парализующему страху смерти. Нет сомнений в том, что для молодого солдата, испытавшего все ужасы войны, находясь в суровых, аномальных условиях фронта, признать поражение было невыносимо. Гитлер, возможно, приукрашивал свой рассказ, вспоминая ночь перемирия, когда в нем зародилась всепоглощающая ненависть к тем, кто привел Германию к поражению перед союзниками, но на протяжении всей последующей карьеры характер его политики свидетельствовал о том, что он был просто неспособен отделять свое собственное психологическое состояние от исторической реальности, которой он пытался противостоять. Он воспринимал поражение его страны как свое собственное унижение. С тех пор Гитлер носил в себе безудержную жажду мести, временами граничившую с явным помешательством46.
