Вначале письма поступали на имя Власова. Если кто-либо сомневался в том стихийном народном характере, который носило Освободительное движение, то ему следовало бы познакомиться с этими письмами. Среди них можно было найти письма узбеков, украинцев, кавказцев, туркменов, русских и прочих национальностей, в том числе и не принадлежащих к народам России, как, например, сербов, хорватов и т. д. Писали рабочие и крестьяне, профессора и студенты, инженеры, бывшие военные, литераторы и духовенство. Все наперебой предлагали безвозмездно свои услуги для организации Освободительного движения, предлагали записать их в части Освободительной армии, соглашаясь на любую работу, лишь бы только приобщиться к общему делу. Трогательными простыми словами выражали простые люди свои симпатии к Власову, сплошь и рядом вкладывая деньги — те крохи, которые им удавалось сэкономить ценой лишений, но какими дорогими были эти крохи для всех нас, как ободряли они нас в служении освободительным идеалам!
«Отец наш родной, возьми всё, что я имею», «Дорогой, любимый Андрей Андреевич, мы с тобой, веди нас в бой против Сталина», «Рщний, любий т-щ Влас1в, ми з одшл невол1 попали тут до другоь Але ми тепер знаемо що недавно нам ще лишилося тертти, ми втр1мо, що вже недалекий той час, коли роз1бьються кайдати i фашистов i бшыповйав i ми будемо жити в вшьшй крашЬ и т. д. Тысячи и тысячи писем! Этот нескончаемый поток человеческого горя, святой ненависти к поработителям родины, тоски по свободной жизни ежедневно вливался в то море надежд и упований, которое возлагали народы России на Комитет Освобождения народов России. Ни одно из этих писем нельзя было оставить без ответа. Каждому надо было послать слово утешения и привета, ободрить и вселить надежду на скорое освобождение. Если мы вспомним, какое неопределенное положение в то время было у Комитета, то мы поймем, как трудна была задача отвечающих.
Тысячи остовцев и остовок явно переоценивали возможности Власова и думали, что достаточно только одного его слова, чтобы вырваться из лагеря и поступить в части РОА; необходимо было ответить и этим людям в деликатной форме, чтобы не обидеть их простых сердец, указать, что необходимо еще терпеть, что всё сразу не делается, и т. д. Я не ошибусь, если скажу, что львиная доля успеха в распространении правильного понимания задач Освободительного движения в массах новой эмиграции и военнопленных зависела от сердечного и вдумчивого подхода к ответам. Главная заслуга в организации этих ответов принадлежит П . Н. Иванову и полковнику Кромиади, начальнику личной канцелярии Власова. Был подобран целый штат толковых и интеллигентных работников, единственная задача которых состояла в прочитывании писем и ответах на них. Наиболее оригинальные письма прочитывались лично Власовым, Малышкиным и другими ответственными членами, которые сами отвечали.
Несмотря на серьезный подход к этому делу, не обошлось, конечно, и без ошибок. Одним из основных недостатков ответов было то, что они все писались на русском языке, независимо от того, на каком языке был написан оригинал письма. Объяснялось это тем, что в берлинский период работы Комитета, когда поступала главная масса писем, национальная работа еще не была совсем налажена, поэтому в канцелярии сидели главным образом русские, которые большей частью не знали иных языков, кроме русского. Кроме того, в то время не все руководящие работники Комитета усвоили ту истину, что Освободительное движение есть не только русское, но и всех народов России, поэтому самым главным в нем является не русский патриотизм, а организация масс для борьбы с большевизмом. Только в карлсбадский период Комитета эта основная предпосылка работы дошла до сознания всех.
В том случае если письма касались отдельных управлений, они, как я указал, направлялись к ним. В частности, я отвечал на письма, касающиеся медицинской работы. Писали врачи, профессора, сестры, фельдшера, санитары. Все наперебой предлагали свои услуги. Были такие, которые повторяли свои просьбы каждые пять-семь дней, боясь, что о них забудут. Трудное было у меня положение! Я не имел ни штатов, ни помещений, ни средств. Когда я пробовал об этом откровенно писать, то мне отвечали, что готовы работать без вознаграждения, без квартиры — лишь бы работать на пользу общему делу! И действительно, приезжали массами, молили, требовали дать им работу. Приходилось упрашивать их возвратиться туда, откуда они приехали, и терпеливо ожидать вызова.
Между тем при организации Медицинского управления мне пришлось впервые встретиться с трудностями, которые ставили немцы на пути нашего развития. Они, видимо, не ожидали той стихии, которая нахлынула при первой вести об организации Комитета, и несколько растерялись. Прежде всего они, конечно, испугались, чтобы их налаженная эксплуатация рабского труда остарбайтеров не дала трещин. Поэтому от нас прежде всего потребовали, чтобы в лагерях была официально от имени Комитета объявлена просьба без вызова Комитета не приезжать и продолжать работать, как прежде. Как известно, немцы не считались особенно со специальностями у остарбайтеров, и поэтому нередко можно было встретить врачей и даже профессоров на черной работе, не говоря уже о среднем медицинском персонале. Ясно, что все они хотели вырваться и работать там, где они думали принести наибольшую пользу. Требовалось мобилизовать все свои дипломатические способности, чтобы удержать людей на месте, так как приходилось бояться, что немцы вообще испугаются и не разрешат Комитета.
В начале ноября было официально объявлено о приеме Власова Гиммлером. Хотя большинству членов Комитета и не особенно было приятно, что принял Пшмлер, наиболее ненавистный гитлеровский министр и верховный руководитель СД, но в конце концов — ведь было безразлично, какой немец нас официально примет, важна была скорейшая организация антибольшевистского фронта. «Чем мы больше окрепнем организационно — тем меньше влияния немцы будут иметь», — любил говорить Власов.
Хотя Берлин в то время и не был особенно сильно разбомблен, однако сильно чувствовался недостаток помещений как для жилья, так и для служебных помещений. Достать даже маленькую комнату было необычайно трудно. Приходилось брать частично поврежденные комнаты и ремонтировать их. Так как не было ни материалов, ни рабочих рук, то всякий даже незначительный ремонт представлялся труднопреодолимой проблемой. Однако и тут помогал энтузиазм наших граждан. Нередки были случаи, когда жившие на частных квартирах предлагали свои квартиры под служебные помещения, лить бы быть принятыми на работу. Таким способом одним из первых получил служебное помещение и квартиру для жилья генерал Закутный. Так как к тому же он являлся моим непосредственным начальником, то я большую часть времени проводил у него.
7 ноября Закутный сообщил мне, что он только что был у Власова, что там же были его ближайшие сотрудники. Власов сообщил, что Комитет разрешен и что первое неофициальное заседание состоится 10 ноября. Кроме того, Закутный сказал, что на этом же совещании были намечены кандидаты в члены президиума, в том числе и я, и спросил, согласен ли я. Я ответил, что поскольку я дал свое согласие на работу в Комитете только при условии, что я буду полностью au courant (в курсе) всей работы, то мое участие в президиуме как нельзя более отвечает моим желаниям.
Часть 3
Торжественное открытие работы Комитета
