А поскольку раньше, чем он явится, дисциплинированные телохранители «от себя» ничего не наговорят, то и разночтений здесь никаких возникнуть не может.
Поняв, что с помощью этого несложного приема Яковлеву удалось заранее обезопасить себя от всех «непредвиденностей», которые могли возникнуть в связи с этим делом, Гуров пытался определиться с тем, какой должна быть его ответная реакция.
Задерживать телохранителей «до выяснения», как он намеревался вначале, теперь не имело смысла. Итог подобных действий можно было без труда предсказать заранее. Сегодня он «закроет» бравых парней, а завтра явится говорливый адвокат и доходчиво объяснит ему, что для задержания нет ни малейших оснований. Улик практически не было, и все, что говорил Яковлев про широкое распространение пистолета Макарова и коварные происки злых людей, которые могли подкараулить Кирилла после возвращения с соревнования, вполне могло быть использовано теми же адвокатами в качестве «обоснованных возражений».
Доказательства по этому делу еще только предстояло собрать, и единственную возможность добыть их Гуров видел в провокации — подстроить какой-нибудь «случай», в ходе которого сам Яковлев или кто-то из его телохранителей проговорится или выдаст себя каким-либо красноречивым действием.
«Изобразим временную капитуляцию, — решил он. — Пусть Анатолий Сергеевич наслаждается победой и радуется тому, как здорово он все предусмотрел и какая у его сотрудников хорошая дисциплина. Стоят стеной, ни с какой стороны к ним не подобраться. Парня этого с его адвокатом нужно будет отпустить. Второго допросить влегкую. Чтобы у ребят создалось полное ощущение, что ничего я против них не могу. А пока они будут расслабляться да посмеиваться в усы, как ловко отделались от докучливого опера, нужно будет навести о каждом из них более подробные справки и, выяснив обстановку, действовать. Кто именно стрелял в Кирилла, знают абсолютно все. Если дернуть за правильные ниточки, кто-нибудь да проговорится».
Приняв такое решение, продолжать допрос Вадима Гуров не стал. Не давил фактами, не старался дать понять, что произошедшее в целом ему уже известно, не пугал тем, что люди, с которыми он разговаривал по телефону и которых направлял в «Витязь», могут опознать его голос. Ничего этого он делать не стал и простился с Вадимом дружественно, даже как-то по-отечески.
— Что ж, на нет и суда нет, — философски произнес Лев. — Если без адвоката ты говорить не желаешь, силой никто заставлять не будет. Хотя в подобных случаях гораздо лучше адвоката не дожидаться, можешь поверить моему опыту. Особенно если это именно ты стрелял в того парня. Если бы ты сразу рассказал, как все было, не увиливая и не делая дурацких попыток запугать адвокатами, это сразу показало бы чистоту твоих намерений и то, что убийство ты совершил неумышленно. А теперь у меня есть все основания думать, что произошедшее явилось результатом умысла или, что еще хуже, предварительного сговора. Подумай, какой вариант для тебя предпочтительнее, ты ведь неглупый парень. Вот тебе мой телефон. — Он вырвал из блокнота листок и записал номер. — Если надумаешь переменить стратегию, звони, я всегда открыт для диалога.
— Я могу идти? — Вадим был не на шутку удивлен.
— Можешь, можешь. А ты думал, тебя так-таки сразу арестовывать побегут? — усмехнулся Лев. — Много чести, дорогой. Ты от меня никуда не денешься, а изоляторы у нас и так переполнены. Вот доказательства соберу, тогда уж и приду с конвоем. Закрывать так закрывать, всерьез и надолго. А по мелочам я не играю.
Вадим, еще находившийся под впечатлением происшедшего, задев дверной косяк, вышел из кабинета и, как вырвавшаяся на свободу птица, поспешил убраться из этого «нехорошего» места подобру-поздорову.
А Гуров тем временем пригласил к себе второго телохранителя, темноволосого молодого человека с азиатскими чертами лица.
— Марат Ниязов, — представился тот.
Гуров стал расспрашивать его о покушении и последовавшем за ним «повышении квалификации» и уже очень скоро убедился, что Марат Ниязов еще меньше склонен к проявлению эмоций, чем Вадим Ведерников.
Не показывая ни малейшего волнения, он слово в слово, как заведенный автомат, повторил то, что незадолго до него говорил Ведерников. Учитывая, что до прихода в кабинет парни между собой не общались, оставалось только еще раз отдать должное предусмотрительности Яковлева, так хорошо организовавшего предварительную подготовку.
На слова о тренировках и убийстве Ниязов отреагировал с тем же безразличием, как будто все это было не про него. Адвокатом он не грозил, но на вопросы о соревновании отвечать отказался, причем сделал это с такой спокойной уверенностью, что и без адвокатов было ясно — ловить здесь нечего.
Отпустив его, Лев достал телефонную трубку и набрал номер Яковлева:
— Анатолий Сергеевич? Это Гуров. Вы еще не уехали?
— Нет, конечно. Как же я могу ехать без охраны. А вдруг снова покушение. — Голос Яковлева был очень довольным, узнав, что никто из его телохранителей в разговоре с Гуровым не «раскололся», он явно праздновал победу.
— Да, действительно, осторожность никогда не мешает. Но теперь вы можете двигаться без всяких опасений, ведь я уже отпустил ваших людей.
— Надеюсь, они смогли оказаться полезными вам. — Издевка в голосе Яковлева была едва уловима.
— Больше, чем вы предполагаете, — многозначительно ответил Гуров. — Но, если я правильно понял, у вас в штате пять телохранителей, а не двое. Не будете ли вы так любезны прислать ко мне остальных? Сегодня уже, пожалуй, не стоит, рабочий день закончился. Но если бы завтра с утра ко мне в кабинет подошли оставшиеся трое, я был бы вам весьма признателен. Зачем нам прибегать к ненужному официозу? Присылать повестки, соблюдать формальности? Все это только задерживает. Мы ведь с вами уже достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы обойтись без этих скучных процедур.
— Разумеется, — с готовностью согласился Яковлев, по-видимому окончательно уверившийся, что ничто в этом мире не может ему повредить. — С удовольствием пришлю к вам ребят. Кто у нас там остался? Боря Круглов, Женя Шилин и Игорь Сотников. Да, именно. Завтра, как только приеду на работу, первым делом велю им отправляться к вам.
— Буду весьма признателен, — повторил Лев, уже представлявший в воображении подробнейший инструктаж, который будет предшествовать этой «отправке». — Тем более что пообщаться с вашими парнями мне и по долгу службы необходимо. Ведь произошло убийство. — Произнеся эту многозначительную фразу, он быстро нажал на сброс.
Когда Яковлев начал перечислять имена неопрошенных телохранителей, в памяти вновь всплыл разговор с Дмитрием Медниковым.
«Как он там говорил? То ли Гена, то ли Женя? Если не ошибаюсь, именно человек с похожим именем выдавал им экипировку. Очень интересно. А не тот ли это Женя Шилин, которого завтра обещали прислать ко мне в кабинет? Похоже, лед тронулся, и мрак постепенно начинает рассеиваться».
Кроме имени Шилина, внимание Гурова привлек и последний из перечисленных Яковлевым телохранителей. Он никак не мог отделаться от мысли, что это имя и даже фамилию он где-то уже слышал.
