Почему-то именно неоиудейскими глазами увидел писатель Спасителя. Талмудическим словом обозвал Его… Перед смертью Булгаков ослеп и лишился речи. И словно чья-то чужая воля выдавила из него последние слова: «Чтобы знали». В них слышится лукавый шепот «царя над всеми сынами гордости», демона посмертной славы. Того самого, что потеснил в душе писателя морфинистского Азазеля.
Арье Барац изумленно восклицает: как мог Булгаков, имевший, судя по всему, весьма отдаленные и даже превратные представления об иудаизме, «воспроизводить целыми блоками его ключевые концепции!»
Что ж, есть понятия, в контексте которых этот вопрос разрешается… Если брать масонские практики, к которым был причастен Булгаков, то речь должна идти о духовных и психофизических последствиях инициации. Одним из этих последствий может быть синдром Кандинского-Клерамбо (эффект психического автоматизма). В таком случае, напомним, пишущая рука действует независимо от сознания человека и фиксирует некие диктовки. Диктует же инородный разум, который находится, однако, в самом человеке. В психиатрии это называют синдромом множественной личности, а в православной традиции — одержимостью злыми духами. От них, живущих вечно, перемещающихся со скоростью мысли, одержимому грешнику и приходит «трансперсональное знание».
«Вот как описывают, например, состояние знаменитого Торквато Тассо в период творчества: «Пульс слабый и неровный, кожа бледная, холодная, голова горячая, воспаленная, глаза блестящие, налитые кровью, беспокойные, бегающие по сторонам. По окончании периода творчества часто сам автор не понимает того, что он за минуту тому назад излагал»[71]. Ломброзо добавляет важную деталь: «Тассо даже анализирует свойство своего вдохновителя — духа, демона или гения: «Это не может быть дьявол, говорит он, потому что он не внушает мне отвращения к священным предметам; но это также и не простой смертный, так как он вызывает у меня идеи, прежде никогда не приходившие мне в голову». Слова самоутешительные, но Тассо, конечно, не был знаком с православной традицией, которая дает на все сомнения в этой области исчерпывающий ответ. Как писал святитель Игнатий (Брянчанинов), по нашей падшей природе нам свойственно общение лишь с демонами… «Душа оскверненная, — сказал святый Исаак Сирский, — не входит в чистое царство и не сочетавается с духами святых». Святые Ангелы являются только святым человекам, восстановившим с Богом и с ними общение святой жизнью. Хотя демоны, являясь человекам, наиболее принимают вид светлых Ангелов для удобнейшего обмана, хотя и стараются иногда уверить, что они человеческие души, а не бесы, хотя они иногда и предсказывают будущее, хотя открывают тайны, но вверяться им никак не должно. У них истина перемешана с ложью, истина употребляется по временам только для удобнейшего обольщения. Сатана преобразуется во Ангела светла и служители его преобразуются, яко служители правды, сказал Святый Апостол Павел».
Каждая инфернальная диктовка связана с тем или иным демоническим «проектом». «Вертер», например, вызвал эпидемию самоубийств молодых людей по всей Европе. «Книга Закона», продиктованная «демоном Айвазом» Алистеру Кроули, задала новый виток интереса к сатанизму. А Байрон!
Именно на литературном направлении романтизма, демон дохромал до необычайной высоты — стал «положительным героем». (В таких «перемещенных предметах» — зародыш постмодернизма, еще более откровенного в своем сатанизме.) Кто ему подставил руку? «Анчутка беспятый» инфернального романтизма — хромой лорд Байрон и ему подобные.
…Мы существа,
Дерзнувшие сознать свое бессмертье,
Взглянуть в лицо всесильному тирану,
Сказать ему, что зло не есть добро.
Так лукавый развернул плечи, спрятал под тогой цареубийственный кинжал, а под лавровым венком — рожки. Он обернулся «тираноборцем». Знаком социальных и политических фантазий, которыми обуяны были авторы XVIII и XIX веков. По стопам диавола должен пойти и человек: у Байрона символом благородного бунта стал Каин.
Такая диавольская идея возникает не на пустом месте. Она буквально взращивается из плоти и крови — путем тщательной селекции зла. «Наследственность лорда Байрона была чрезвычайно отягощенной: по мужской линии были убийцы, отец поэта за бешеный темперамент получил малопочетное прозвище «Безумный лорд», впоследствии он покончил с собой; по линии матери дело обстояло не лучше — было несколько жестоких убийц, один из них, в частности, убил пять сирот (!), чтобы завладеть их имуществом, зафиксировано несколько самоубийц, в их числе дед Байрона»[10]. Обращать внимание на такие вещи, которые тщательно учитывались при сватовстве в любой русской крестьянской семье, у безумных лордов, видимо, было не принято. Все решала «знатность» и деньги. (Впрочем, знатность все чаще покупалась вместе с фамильным замком.) С наследственным злом мы будем сталкиваться все чаще. В пятом поколении каинова потомства родился второй убийца на земле и первый двоеженец — Ламех. И пошло)…
Есть люди, которые утверждают: обвинять в антихристианстве Булгакова нельзя уже потому, что именно его «Мастер…», заинтересовав их, бывших атеистов, в библейской истории, привел к Богу. Что на это ответишь? Только одно: Господу все возможно. Некоторые вообще пришли в православие через духовные поиски в сектах или через психоделическую революцию, как иеромонах Серафим (Роуз). В то же время нельзя не согласиться: «Булгаков не просто следует за некими апокрифами, но сам создает новый апокриф, соблазняя внимающих ему» (М. Дунаев. Православие и русская литература. VI (1). М., 2004).
В чем суть соблазна? «…легко просматривается истинная цель Воланда (да и Булгакова, несомненно): десакрализация земного пути Бога Сына, десакрализация Голгофы — что и удается ему, судя по первым же отзывам критиков, вполне. Но не просто же заурядный обман критиков и читателей замыслил сатана, создавая роман о Иешуа, — ведь именно Воланд, отнюдь не Мастер, является истинным автором литературного опуса о Иешуа и Пилате. Напрасно Мастер самоупоенно изумляется, как точно «угадал» он давние события. Подобные книги не «угадываются» — они вдохновляются извне».
Иными словами, Мастер и «Удивительный Мастер» — соавторы. Но как они сотрудничали? Помните выход прокуратора Иудеи Понтия Пилата? Помните весь предгрозовой Иерусалим? «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды… Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана».
Порой кажется, что такое невозможно вообразить, это действительно надо было увидеть воочию одному из соавторов (Гегелевскому «мировому духу»? Ангелу Смерти?). Таланту другого оставалось лишь выразительно описать пересказанное.
Может быть, я субъективен? Наверно. Ведь и нарочито субъективный Розанов писал такое: «Как хотите, нельзя отделаться от впечатления, что Гоголь уж слишком по-родственному, а не по-авторски только знал батюшку Катерины (колдуна из рассказа «Страшная месть». — Ю.В.), как и Лермонтов решительно не мог бы только о литературном сюжете написать этих положительно рыдающих строк… Это слишком субъективно, слишком автобиографично. Это — было, а не выдумано. Быль эту своей биографии Лермонтов выразил в «Демоне» (Курганов Е., Мондри Г. Розанов и евреи, СПб., 2000).