Сам же Гоголь в рассказе «Портрет» (редакция 1835 года) вкладывает в уста монаха такие слова: «Дивись, сын мой, ужасающему могуществу беса. Он во все силится проникнуть: в наши дела, в наши мысли и даже в самое вдохновение художника».
Игумен N в книге «Об одном древнем страхе» так описывает подобное сотрудничество: «Чаще всего контакт осуществляется в виде мысленного внушения, которое может ясно сознаваться человеком именно как внушение извне, то есть как способ получения мысленной информации от другой личности. Этим способом колдуну-контактеру сообщаются неизвестные ему факты или даются наставления о дальнейших его действиях. Подобный контакт, но в патологической форме, психиатры называют ментизмом». О том же говорит и святоотеческий опыт, выраженный в словах св. Иоанна Кассиана: бесы помогают человеку говорить то, чего он сам не знает и знать не может.
В этом контексте оценка булгаковского творчества, данная профессором Михаилом Дунаевым, представляется гораздо более убедительной, чем эмоциональный вскрик диакона Андрея Кураева: «Не надо позорить русскую литературу и отождествлять позицию Булгакова и позицию Воланда. Если считать, что через Воланда Булгаков выразил именно свои мысли о Христе и Евангелии, то вывод придется сделать слишком страшный. Если уж великий русский писатель сделал сатану положительным и творческим образом в своем романе — значит, Русская Литература кончилась».
Нет, слава Богу, не кончилась. И давайте говорить по существу. Профессор Дунаев справедливо отмечает: кульминацией романа является сатанинский бал. Это литературное описание черной мессы, в ходе которой должны читаться «молитвы наоборот», «библия наоборот». Так что «роман, созданный Мастером, становится ни чем иным, как евангелием от сатаны, искусно введенным в композиционную структуру произведения об анти-литургии».
Вот какое задание инфернального мира отрабатывал Михаил Афанасьевич!
Кстати, помните, как Мастер в грязной корзине с бельем обнаружил облигацию, которую ему дали на прежнем месте работы, в музее?! По мирским меркам, облигация оказалась выигрышной! Деньги предоставили возможность свободно работать. Написать прелестный роман о Понтии Пилате. Что это за деньги? Уж не 30 ли сребреников, включая накрученные за века проценты?! Но тогда речь идет о предательстве Спасителя?!
«Роман с Богом»
Иудейская традиция, похоже, влезла в русскую культуру именно так — через ментизм.
Вот Владимир Соловьев. Человек, скажем к слову, не без странностей. Мало того, что любил хватануть без меры шампанского, но еще, говоря современным языком, был токсикоманом. Нюхал скипидар. Вошел в историю как религиозный философ, но в храм не ходил. Мережковский поражался: «Всю жизнь только и делал, что звал в церковь… а сам не шел… Да что это значит? Не объяснит ли критика? Но критика только широко раскрывает глаза от удивления, как добрая старая мама». Впрочем, что тут объяснять? Сам Соловьев в письме Величко писал: «Я прожил у Вас несколько недель великого поста, и мы с Вами правил поста не соблюдали и в церковь не ходили и ничего в этом дурного не было, так как все это не для нас писано, и всякий это понимает». Откровенно.
Самым ярким в судьбе философа был, конечно, его «роман» с являвшейся ему в «неземном свете» женственной сущностью, в которой он опознал Софию. (Видений у него было достаточно много. Не случайно же он писал стихи о пламенных кольцах змея, тех же самых, что у Булгакова, и свидетельствовал о нападении на него мохнатого существа).
Соловьев считал, что прежде та же самая София приходила к Беме, Сведенборгу, Парацельсу и другим визионерам. Одним из них был немецкий книгоиздатель Иохан Гихтель. «Он отказывался от любых сношений с женщинами под тем предлогом, что влюблен в Софию…
София вознаградила Гихтеля: она явилась ему в ночь на Рождество 1673 г. Ослепительное небесное создание, она дала ему «неизъяснимые наслаждения». Гихтель жил с Софией счастливо; она внушила ему мысль найти и издать произведения Якоба Беме.
Владимир Соловьев, любовник «Софии»
О. Георгий Флоровский свидетельствовал, что сохранились и изучались «некоторые загадочные автографы Вл. Соловьева… — особого рода записи поэта-философа, сделанные им автоматически в состоянии транса. Это состояние (как бы медиумическое) было свойственно Соловьеву по временам. Темою соловьевских записей является все она же, «София»… Характер записей таков, что не приходится сомневаться в «демоничности» переживаний, сопутствующих духовному опыту поклонника Девы Радужных ворот». Пользуясь каббалистическими словечками, Соловьев писал о ней: «Она есть Решит[женское божество] вначале — плодотворная идея безусловного единства, единое могущество, долженствующее объединить все; она есть Малхут (Regnum, Царство)…» Загадочное слово Малхут означает одну из эманаций Шехины.
Да, при ближайшем рассмотрении оказалось, что соловьевская София, эта светящаяся красотка, очень похожа на Шехину, женскую ипостась иудейского Б-га. Более того, согласно рассуждениям Соловьева, София является даже более высоким существом, чем Христос (каким понимает Его философ).
«Это, — отмечает отец Георгий Флоровский, — какой-то жуткий оккультный проект воссоединения человечества с Богом через разнополую любовь», а Розанов на основании этой «небесной» эротики «имел повод говорить, что у Соловьева был «роман с Богом»»[83]. Владимира Соловьева искушала не только неземная София, но и вполне приземленная, из плоти и крови Анна Шмидт, журналистка и сектантка из Нижнего Новгорода. Нет, дело не в «любовном треугольнике». Она внушала философу, что он является… Христом. А его родного брата Михаила всерьез называла «братом Господним».
Высокоученый Владимир Сергеевич, конечно, знал, что в каббале Шехина (то есть «София») является супругой самого Б-га. Следовал логический вывод, что…
Тьфу! Можно было бы перекреститься и пойти дальше по своим делам. Но Соловьев креститься не был приучен. И что же из этого получилось на закате его жизни? «Михаил Соловьев сам сжег последние записи Владимира. Он был историком с безупречной репутацией, что делает этот акт особенно зловещим. В двойном пересказе до нас дошли его слова, согласно которым «Вл. Соловьев вернулся после свидания со Шмидт «глубоко потрясенным» и в чем-то убежденным». Так пишет исследователь А. Эткинд… Если я правильно понял его намек, то, спалив «сакральные тексты», Михаил не дал возникнуть на могиле своего брата очередной, невиданной по цинизму, псевдохристианской секте. Очередной «христос» умер, не родившись.
На этот раз операция диавола провалилась. А ведь как рогатый обхаживал Соловьева! Вот в перерывах встреч с масонами Ковалевским и Янжулом он сидит над каббалой в Британской библиотеке и напряженно мыслит. Философствует так, что начинает «светиться ум». Велика гордыня ученого, и потому, наверное, Господь попускает лукавому слепить из светящейся субстанции антропоморфных сущностей. Те направляют Владимира Сергеевича на поиски каббалистических тайн в Каир. Там философа подхватывает некто де Вогюе… Но главное — вернемся к главному! — к Соловьеву трижды приходит София, она же «подруга вечная», она же «Дева Радужных ворот».
