– Может быть, – говорит Джоан, поймав взгляд седой женщины.
Мгновение они изучают друг друга. Джоан замечает, что, хотя на женщине толстовка, в ушах у нее серебряные серьги, на шее красивая подвеска и волосы аккуратно уложены. На ногтях маникюр. Ничего вульгарного – пастельный оттенок. Со вкусом. Сдержанно.
Джоан предполагает, что эта женщина никогда не выходит из дому без макияжа.
Она уже жалеет, что пошла за девушкой. И не хочет оставаться здесь.
Девушка откидывает назад голову с пышной гривой и слегка раскачивается, отчего волосы рассыпаются по плечам.
– А вы знаете, что если кто-нибудь наставляет на вас пушку и принуждает сесть в машину, – говорит девушка, – то лучше попытаться убежать, потому что шанс, что вас убьют даже с расстояния, скажем, шесть футов, всего лишь около шестидесяти процентов? А если вы отбежите на десять футов, то это тридцать процентов? Так что вас могут подстрелить, но, возможно, не убьют. А если вы от них на расстоянии сорок или пятьдесят футов, то это совсем маловероятно.
Джоан опускает глаза на Линкольна, который заерзал у нее на руках. Похоже, он поглощен изучением толкушки для картофеля – ей не понятно, как толкушка оказалась у него в руке, – но он часто прислушивается к разговорам взрослых более внимательно, чем ей кажется. Ей не хочется обсуждать детали огнестрельных ранений.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она у девушки.
– Шестнадцать.
Девушка говорит с гордостью. Джоан почти позабыла это ощущение – быть довольной своим возрастом.
– Так что же случилось? – снова спрашивает Джоан, поскольку стремится больше узнать о вооруженных бандитах. – Когда эти люди вошли сюда?
Девушка, облокотившись на картонную коробку, откидывается еще дальше назад. Ее челюсть еле заметно движется, словно она сосет леденец от кашля или жует жвачку.
– Вначале? Вначале я услышала с улицы крики. Понимаете, всегда кто-то кричит. Вокруг бегают дети. Вы знаете ту скульптуру слона, которая брызгает водой? Люди кормят жирафов, и иногда дети начинают беситься при виде их языков. Громко играет музыка, а я занята ведомостью. Потом крики прекратились, и на время стало довольно тихо. Вы слышали выстрелы?
Голос девушки по-прежнему такой громкий. Джоан борется с желанием встряхнуть ее. Мы погибнем, если ты не будешь говорить тихо! Умом Джоан понимает, что дверь звуконепроницаемая, но логика не убеждает.
– Мы слышали их издалека, – спокойно произносит Джоан. – Мы с ним были в лесу в детской зоне. Я не поняла, что это стрельба.
Линкольн роняет толкушку для картофеля и встает, чтобы поднять ее. Пожилая женщина подает ему толкушку. Он осторожно берет.
Девушка живо кивает:
– Я тоже. Сначала они были далеко. Мы уже закрылись – заперли дверь и все такое. Я была здесь, когда услышала, что кто-то стоит у входа.
– Тише, – не в силах сдержаться, просит Джоан. – Чуть потише.
– Они нас не услышат, – повторяет девушка.
Седая женщина дотрагивается до плеча девушки. И не просто дотрагивается, а сжимает ее плечо наманикюренными пальцами.
– Ш-ш-ш! – с властным видом шикает женщина. – Она права. Говори тише. – Девушка с удивленным видом кивает, и женщина похлопывает ее по руке. – Ну вот и хорошо.
Джоан смотрит на женщину по-новому.
– Так вот, значит, – наконец-таки шепотом произносит девушка, – я смешивала кетчуп, и, как ни старайся, все равно забрызгаешь руки, и замечаешь, только когда все высохнет. И вот я услышала стук в дверь и сначала подумала: может, кому-то понадобился туалет.
Девушка вытягивает тонкие ноги, потом закидывает одну ногу на другую, словно складывает оригами. Она постоянно в движении.
Теперь Линкольн во все глаза смотрит на девушку. Толкушка для картофеля забыта.
– Нет, – говорит девушка, снова жуя, – знаете, о чем я на самом деле подумала? Я рассказывала, как работала в «Хэвайэн айс»? Леди, которая заведует им, ходит в мою церковь. Ну вот, там была старушка, которая приходила туда каждую субботу… – Девушка умолкает, но не потому, что ждет реакции. Паузы – всего лишь составляющая ее ритма. – Ей всегда хотелось потрогать мои волосы, – продолжает она. – Леди иногда так поступают, белые леди – без обид, – но она просто не хотела уходить, пока не потрогает мои волосы, а иногда она приходила поздно, и я уже опускала жалюзи, потому что было время закрытия, и она стучала до тех пор, пока я не открою.
Этой паузой надо воспользоваться. Джоан не уверена, что девушка в состоянии остановиться сама.
– Но ты рассказывала мне о бандитах, – подсказывает она.
– Угу. И вот я приоткрыла эту дверь, – девушка кивает на дверь у себя за спиной, – и увидела, что эти люди распахнули боковую дверь, и заметила у них оружие. Винтовка или что-то еще? Они вошли и начали расшвыривать вещи, и это было глупо, разве нет? Ведь если бы они не шумели, я не узнала бы, что они здесь. Но когда эти двое вошли и принялись все крушить, я просто заперла эту дверь. Замок запирается изнутри. Думаю, кто-то мог здесь однажды застрять. Можно отпереть дверь и снаружи, но нужен ключ, и есть он только у меня. Так что здесь безопасно.
Девушка проглатывает то, что жевала.
– На ней шапка, – объявляет Линкольн.
– Ты любишь шапки? – дотрагиваясь до берета, спрашивает девушка.
Он кивает. Года два назад он, рассматривая пешеходов и велосипедистов на тротуаре, бывало, тыкал пальчиком в головные уборы. Шапка. Шлем. Шапка. Шапка. Шлем.
– Я сама так и не видела этих людей, – говорит немолодая женщина, с гримасой сгибая ногу. – Если бы меня не перехватила Кайлин, я напоролась бы прямо на них. А как было у вас?
– Я увидела их, когда мы подходили к выходу, – говорит Джоан. – Потом я побежала к заброшенному вольеру дикобраза.
Пожилая женщина улыбается Линкольну хорошей улыбкой, совершенно отстраненной от происходящего вокруг.
– Ты притворился дикобразом? С острыми иглами? – Женщина дотрагивается пальцем до головы Линкольна и отдергивает руку. – Ай!
Линкольн смеется. Неожиданный, журчащий звук. На лицо женщины падает свет из окна. Выражение лица у нее бодрое, но вдумчивое, и у Джоан возникает догадка.
– Вы учительница? – спрашивает она.
Опустив голову, женщина слегка кривит губы:
– Третий класс. Тридцать шесть лет. В прошлом году вышла на пенсию.
– Какая школа?
– Начальная «Гамильтон».
На вечеринке с коктейлями или на ланче Джоан сказала бы: «О, у меня есть подруга, которая отправила в „Гамильтон“ двух детей», и они продолжали бы вести обычную светскую беседу, но в данной ситуации это кажется неуместным. Она не станет делать вид, что все нормально. И она не хочет больше узнавать об этих людях. В пустой болтовне нет необходимости.
