– Кто «они»? – спрашивает миссис Пауэлл.
– Полиция, – беспечно произносит он. – И Дестин. Если только его не убили, но, если бы его уже убили, полицейские не стреляли бы. Он, наверное, жутко устал.
– Кто такой Дестин? – интересуется миссис Пауэлл.
В ее тоне чувствуется строгость, словно она сомневается, одобрить ли выбор мальчиком спутницы для выпускного бала, и это почти забавно.
– Дестин – звезда шоу, – говорит Робби Монтгомери каким-то не своим голосом.
Это излишне выразительный голос диктора телевидения.
Джоан отступает от него на шаг. Ей не нравятся его притворные голоса.
Миссис Пауэлл хмурится. Похоже, Робби Монтгомери замечает это и заговаривает своим обычным голосом:
– Когда увидите шагающий танк, это и будет Дестин. У него отличная индивидуальная защита: бронежилет четвертого класса, шлем «Блэкхок» и все такое. До него не добраться. И потом со мной был Марк, но он снова меня бросил. Повезло вам. Пошли. Надо спешить.
– Мамочка? – снова шепчет Линкольн.
– Еще нет, – шепчет в ответ Джоан – так тихо, что сама едва себя слышит.
Он отпускает их.
Он отпускает их.
Мысль эта настолько непомерна, что с ней невозможно сразу свыкнуться. Очень сложно уразуметь то, что он говорит. Во всем этом участвуют три человека, в том числе этот мальчик, и он разбрасывается именами, словно это не имеет значения. Разумеется, ему не следовало выбалтывать такие подробности. Она сомневается, что он отдает себе отчет в происходящем. В том, что произошло и что произойдет. Или, может быть, он знает, что произойдет, и поэтому не имеет значения, назовет ли он их имена.
Эта последняя пугающая мысль заставляет ее оглянуться. Она оглядывается на бумажные стаканчики, перевернутые наподобие башенок песчаного замка. На ножи, которые теперь чересчур далеко. Третий преступник, Дестин, судя по описанию, не похож на человека. Она представляет себе какого-то монстра из фильма с участием Арнольда Шварценеггера. Монстры не поддаются влиянию старых учительниц.
– Полиция… – начинает она, но, очевидно, Робби Монтгомери не хочет говорить ни с кем, кроме миссис Пауэлл, потому что, едва взглянув на нее, делает знак замолчать.
– Сюда! – Он указывает винтовкой на боковую дверь ресторана. – Выйдете отсюда и пойдете в сторону морских львов. Вы знаете морских львов?
Итак, все они плетутся к боковой двери: первая Кайлин, в середине Джоан с Линкольном и в конце миссис Пауэлл с Робби Монтгомери. Теперь дверь едва держится на сломанных петлях. Вероятно, он взломал ее, и Джоан удивлена, что они не слышали шума.
После сумрака ресторана лампочки автомата с кока-колой, стоящего снаружи, кажутся особенно яркими. Из-за деревьев по-прежнему раздаются звуки выстрелов и крики. Хлопают листья бананов, и Джоан идет по дорожке.
– Быстрее! – выкрикивает Робби, и она ускоряет шаг.
* * *
Маргарет Пауэлл вполне осознает, что в ближайшие несколько минут ей может выстрелить в спину один из учеников. Она даже не слишком этому удивляется.
Кайлин и другая женщина идут гораздо быстрее ее, уходя все дальше и дальше, а Робби идет следом за ней всего в нескольких футах. Обернувшись, она бросает на него незаметный взгляд. Похоже, он хочет выглядеть солдатом во Вьетнаме, пристально всматривающимся в лесную чащу, и в другой ситуации это было бы даже смешно. Она до сих пор не уяснила себе, защищает он ее или ведет на казнь. Возможно, он этого и не знает. Он явный психопат. Или почти психопат, так что разницы никакой. Но и Гитлер любил щенят, не так ли?
У нее ноет колено. Иногда сидеть хуже, чем стоять.
Они уже давно вышли из тени от соломенной крыши. От входа в зоопарк по-прежнему доносятся звуки стрельбы. А Робби все так же идет за ней. Она не ожидала, что он пойдет рядом. Она замедляет шаг, снова оглядываясь и на этот раз не пытаясь скрыть то, что заметила его.
– Ты идешь с нами? – спрашивает она.
Покачав головой, он подходит к ней. Он высокий, хотя в нем сохранилась детская округлость. Он опустил винтовку, которая слегка раскачивается, как металлодетектор или другое приспособление, не убивающее людей.
Она склонна думать, что чем больше она с ним разговаривает, тем лучше. Чем чаще он будет слышать ее голос, тем скорее свыкнется с ней как с реальным человеком. Человеком, который учил его писать и помогал завязывать шнурки. Она не помнит, что делала для него эти вещи, но знает, что в то или иное время делала это для всех своих учеников.
– Вы идете слишком медленно, – говорит он. – Надо быстрее.
Она останавливается и поворачивается к нему:
– Мне шестьдесят восемь лет. У меня больное колено. Быстрее я не могу.
Впереди них остановилась мать со своим мальчуганом на бедре. Она смотрит поверх плеча. Маргарет не хочет, чтобы мать ждала ее.
– Пойдем со мной, Робби, – говорит она своим учительским голосом, действующим на каждого ребенка, которого она когда-либо учила.
Она старается донести до него, что ей нравится его общество. Это обычно хорошо срабатывает с трудными, беспокойными детьми – теми, на которых учителя кричат или отправляют в кабинет директора. Эти дети требуют особого внимания, и в этом секрет того, как можно завоевать их расположение.
Разумеется, ей не нужно его общество. Суть в том, что ей не нравится, когда он у нее за спиной. Ей нужно иметь его перед глазами. Еще один секрет: нарушителей спокойствия всегда сажают ближе к учительскому столу.
Она не удивляется, что учила его. Она бессчетное число раз фантазировала на эту тему. Какой-нибудь бандит наставляет на нее пистолет, требуя отдать кошелек, со словами: «Привет, это вы, миссис Пауэлл?» Она учила очень многих детей – тысячи за все эти годы – и учила их в одном и том же городке, поэтому она постоянно натыкается на бывших учеников в торговых центрах, ресторанах и на парковках. Все те восьмилетние дети превратились в мужчин в костюмах и женщин в туфлях на высоком каблуке.
«Миссис Пауэлл!» – всегда говорят они и всегда улыбаются.
Она обычно понятия не имеет, кто они такие, ведь они, разумеется, выросли, но по тому, как они произносят ее имя, она понимает, что они были ее учениками.
Иногда она узнает их. Иногда она даже помнит, где они сидели и что дарили ей на Рождество. Они обнимают ее, говоря, что они юристы, или врачи, или продавцы машин, или у них три дочери или сын в колледже. Они хотят, чтобы она узнала, какими они стали.
Но есть и другие. Те, которые никогда не представляются, но она знает, какими они стали. Деметриус Джонсон был первым, кто оказался в камере смертников. Он убил парня в драке, а когда учился у нее в классе, сильно, до крови, ударил по ноге маленькую девочку. Но он умел очень хорошо составлять пазлы, у него был настоящий талант, и это могло бы пригодиться ему в жизни. Потом был Джейк Гарриман – чудесный мальчуган, не доставлявший ей никаких хлопот, но семья была неблагополучная, и он ходил с синяками на теле. Она рассказала об этом директору, их посетила социальная служба, но ничего не изменилось, а потом, лет двадцать спустя, она увидела его лицо в новостях: он убил на парковке у супермаркета женщину и угнал ее машину. Камера смертников. Хорас Ли Блок был очень шумным и не мог усидеть на месте. Уже тогда у него проявлялись дурные наклонности, и, когда он обнимал ее, ей приходилось с силой отдирать его руки. Камера смертников.
