Затем она начинает изучать забор вокруг вольера, рассматривая его слева направо. Она не успела обратить внимание на то, что находится в этом вольере, но теперь замечает, что лианы на заборе не такие уж густые. Сквозь плети виднеются части других вольеров. Она пытается вспомнить план зоопарка и решает, что ей видна часть африканского вольера, скорее всего носорожьего, хотя это может быть и какой-то закрытый, не используемый более вольер. Вдоль загородки другого вольера – густые и высокие заросли бамбука, скрывающие то, что за ними. Через другой просвет между лианами она видит рельсы железной дороги, и рядом с ними асфальтовая дорожка делает поворот, так что не ясно, куда она ведет. Может быть, это отрезок пешеходной дорожки, хотя Джоан не припомнит, чтобы когда-нибудь видела вольер дикобраза с любой внешней дорожки. Может быть, это какая-то резервная тропа, которой пользуются только служители. Но сейчас важно лишь одно: сможет ли их увидеть человек, идущий по этой тропе?
Джоан думает, что просветы между лианами не такие уж большие.
Теперь она не слышит никаких тревожных звуков: ни шагов, ни выстрелов. Ни сирен. Она удивляется, что сирен нет.
Она вдруг понимает, что так и не посмотрела информацию, которую послал ей Пол. Какая же она рассеянная! Она хватает телефон, проводит пальцем по экрану, кликает сайт местных новостей с двумя краткими абзацами, вклинивающимися в домашнюю страницу, и торопливо пробегает слова: «выстрелы», «белый мужчина» и «предположительно много раненых». Последняя фраза в кратком отрывке: «В настоящее время полиция прибыла на место событий».
Бессодержательность этой последней фразы приводит ее в ярость. Ничего не значащие слова. Полиция сейчас на парковке или в нескольких метрах от нее? Прилетели ли они на вертолетах? Полицейских десяток или сотня?
Линкольн снова отрывается от нее, и она отпускает его, собираясь размять ноги. Но стоит ему сделать несколько шагов, как она хватает его за рубашку и тянет к себе:
– Будь рядом. Пока не придут полицейские, мы должны тихо сидеть на месте.
– За нами придут полицейские?
Она забыла сказать ему об этом.
– Да, – говорит она. – Мы подождем, пока полиция не поймает дядю с винтовкой, а потом сюда придут полицейские и скажут, что мы можем идти домой. Но нам надо сидеть очень тихо, потому что мы ведь не хотим, чтобы плохой дядя нас увидел. Это как в прятках.
– Я не люблю прятки.
– Шепотом, – снова напоминает она.
– Я не люблю прятки, – повторяет он голосом, который можно назвать шепотом.
– Тебе не нравятся прятки, когда надо прятаться одному, – напоминает она. – На этот раз я прячусь вместе с тобой.
Он топчется на месте, поддевая носками теннисок сухую землю, отчего появляются облачка пыли. Какое-то время он молча смотрит на свои ноги, потом проводит рукой по валуну.
– Намба намба намба намба, – заводит он мелодию, и после первых пяти нот она узнает бойцовскую песню футбольной команды Мичиганского университета.
Он поет без слов. Его энергия бьет через край, и в обычной ситуации это хорошо, но теперь ее начинает переполнять ужас.
Она разжимает зубы. Только сейчас до нее дошло, что она сжимала их, потому что у нее дрожали губы.
– Намба намба намба намба, – напевает он без всякой фальши.
– Слишком громко, – произносит она, и у нее тоже выходит громко.
Он кивает, словно ожидал такую реакцию. Он уже пристально смотрит на что-то поверх ее плеча. Он стоит на одной ноге, сохраняя равновесие.
– Дай я тебе что-то скажу, – шепчет он, наклоняя голову в сторону здания. – Вон там кранопотам.
– Кранопотам? – переспрашивает она.
Он поднимает руку, указывая на торчащий из стены водопроводный кран.
– Да.
– Эта штука похожа на кран?
– Да, но это не кран. Кранопотамы похожи на краны.
– Расскажи мне о них.
– О кранопотамах?
– Да.
Она не сжимает зубы. Не дышит прерывисто. Ей кажется, она говорит совершенно нормально. Не директорским тоном. Она постоянно работает над тем, чтобы каждое ее слово звучало спокойно и легко, чтобы она говорила как его мама, а не как безумная женщина, готовая кричать, стенать и рвать на себе волосы.
Он подходит к ней ближе, но не садится. Может быть, он чувствует, что безумная женщина еще поблизости.
– Ну вот, – начинает он, – у кранопотамов есть голова, хобот и клыки. У них длинное тело, а вместо ног – шерсть.
– Что еще? – шепчет она.
– У них нет рта. Они едят носом и нюхают глазами. У них не может быть языка.
– И они живут в зоопарках?
– Да, – отвечает он. – Только в зоопарках. Никогда не слышал о диком кранопотаме.
– Они опасны? – спрашивает она, но тут же жалеет о сказанном.
Она ведь старается отвлечь его, и не надо напоминать ему о плохом.
Он, похоже, нисколько не обеспокоен.
– Некоторые из них, – говорит он.
– Вон тот – опасный? – глядя в сторону крана, спрашивает она.
– Нет. Это лазающий тип. Им нравится забираться с дерева на дерево, но если они не могут залезть, то ползут. Некоторые кранопотамы состоят из травы. Некоторые из растений или нижнего белья. Или из мяса.
Джоан заставляет себя улыбнуться, потому что обычно так и делает.
Она любит, когда он вот так фантазирует. Однажды в вестибюле гостиницы он посмотрел на нее и объявил: «У меня в кармане две маленькие девочки. Крошечные девочки. Одну зовут Люси, а вторую – Пожарный». В другой раз он сказал ей, что все его мягкие игрушки ходили в церковь и там все были без штанов.
Это хорошо, думает она. Это лучше, чем паниковать.
– Но они похожи на краны? – очень тихо подсказывает она.
Она даже не думала, что умеет говорить так тихо.
– Это хищник, – шепчет он, как будто это ответ на ее вопрос. – К тому же рептилия. Но они, как и гиппопотамы, могут быть агрессивными.
Она пытается вспомнить, в какой из его книг попадается слово «агрессивный». В книге про аллигаторов? Или о древних греках? В этот момент она чувствует бедром вибрацию мобильника. Заслонив его ладонью, она читает сообщение мужа.
Сил больше нет. Должен проверить. Поговори со мной.
Она крепче сжимает телефон. Пол, конечно, навыдумывал себе всяких ужасов. «Если всегда ожидаешь самого худшего, то будешь приятно удивлен», – сказал он ей, когда они только начали встречаться, и она ответила: «Никогда не слышала ничего более глупого». Иногда они шутят на тему его непоколебимого пессимизма, но только не сейчас. Сейчас это оправданно.
Мы в порядке. Во вполне безопасном месте. Я позабочусь о нас. Полиция уже в зоопарке?
