— А желание есть? В смысле отношений.
— И желания нет. Мне нравится, когда за мной начинают ухаживать, куда-то приглашать, просить телефон, а я начинаю темнить — и приманивать, и увиливать, вроде и пообещать, и не пообещать… Это для меня самый большой кайф.
— И что, другого кайфа вам не требуется?
— Нет, не требуется.
— И как давно это у вас?
— Сколько помню, всегда.
— Но вы как-то страдаете от своей этой…м-м-м, необычности?
— Нет, не страдаю.
— И вы не хотели бы как-то измениться? Ну, в привычную сторону? В обыкновенную?
— Нет, мне и так хорошо.
— А… А чем же в таком случае я могу вам помочь?
— Меня мать достала. Мы в однокомнатной квартире живем, скрыться мне от нее некуда, переодеваться, краситься приходится в ванной, а это дело не очень быстрое. Так вот, когда я выхожу, она всегда спрашивает, ужасно так зло: ну что, натерся?
— А, зависть к пенису…
— Как это?
— Вы, конечно, слышали имя Фрейда? Это был великий ученый, он считал, что все женщины завидуют мужчинам из-за того, что у них нет пениса. В смысле полового члена.
— Что, прямо все завидуют?
— Все без исключения. Даже Маргарет Тэтчер.
— Интересно… Мать всегда говорит, что все мужики козлы.
— Естественно. Зеленый виноград. Главное, вы не должны ей позволить, да и никому другому, поселить в вас чувство вины — каждый человек имеет полное право одеваться как ему нравится, мастурбировать, когда вздумается… Разумеется, не нарушая законных — я подчеркиваю: законных, то есть прописанных в законе — интересов других граждан. А требования репрессивной культуры — с ними мы должны бороться гораздо более непримиримо, чем с нарушениями демократии, идеалы и нормы подвергают нас гнету куда более жестокому…
Он вновь ощутил вдохновение, хотя развивал любимую идею в стотысячный раз. Но для каждого-то нового его пациента она и есть новая!
Он хотел приврать во спасение, что и сам иногда с удовольствием носит бюстгальтер супруги, но тут на столе загудел мобильный телефон.
И даже пополз.
Он никогда не брал трубку во время приема, но теперь, когда над ним навис клюв Калерии, он клал мобильник рядом — вдруг позвонит. А не возьмешь трубку, может разозлиться, пришлет конвоиров, или как там у них осуществляется этот самый привод…
И вправду Калерия.
— Да-да, я вас слышу! — он изобразил живейшую радость, не встретившую ни малейшего отзвука.
— Так что, вы по-прежнему не хотите сотрудничать со следствием?
— Почему не хочу, я всячески готов вам помочь!
— Что-то не чувствуется, что вы готовы. Придется, видно, все-таки мне с вами у нас побеседовать. Всего хорошего.
Ничего вроде бы страшного не случилось, а настроение на целый день испорчено. Продемонстрировала, кто есть он и кто она. Свистнет, и побежишь. А куда денешься?
— Извините — пациентка, — мучительно улыбнулся Семену и задумался. — Да, пациентка, пациентка… Что? Да, нельзя было не ответить.
— Ничего, ничего. Про что мы говорили? Да, мать всегда ругается, что все мужики козлы.
— Естественно, зависть к пенису.
— А мой напарник, наоборот, говорит, что все бабы суки.
— Разумеется, зависть к пенису.
— Так у него же у самого есть?
— Что?
— Ну, этот… Пенис.
— Какой пенис? А, да, конечно, пенис есть. Извините, я отвлекся, звонок был очень такой… Нервирующий. Короче говоря, вы ни в коем случае не должны допускать в себя чувство вины. Все, кто пытаются вас в чем-то обвинить, на самом деле вам просто завидуют. Или являются агентами репрессивной культуры. Так и запомните: репрессивной культуры. А если почувствуете какие-то сомнения, колебания — заходите снова. Борьба с репрессивной культурой — наше общее дело.
Сумел-таки закончить на воодушевляющей ноте, хотя голос так и хотел упасть.
Хорошо, что такса была оговорена по имейлу, не надо было ничего произносить вслух. Никак не изжить этот христианский идеал, которому никогда никто не следовал, — что помогать людям следует бесплатно. Особенно разговорами. Вот попы же за свои требы берут без зазрения… Интересно, на зоне попы остаются попами? Психосинтез-то там точно никому не нужен, там и так все на нормы забили…
На наши. А свои, идиотские, у них, наоборот, в большом авторитете.
Попробуй мужик отступить от мужского канона… Что бы они с этим Семеном сотворили, подумать страшно, эти хранители идеалов маскулинности. Не из-за них ли и биологический пол разделился с психологическим? После всеобщего заземления и трансвеститы скорее всего исчезнут — животные же вроде бы всегда довольны своим полом?
День выдался урожайный, тосковать было некогда. Людей терзали идеалы: один страшился секса, оттого что не дотягивал до образца, коих никогда не водилось в подлунном мире, другая терзалась из-за сильных и здоровых ног, оттого что не встречала подобных в глянцевых журналах, третий не мог жить из-за того, что кто-то когда-то ввел пенис в вагину его жены, и теперь он даже в бассейне не может видеть обнаженные тела — косяком проходили жертвы проклятых идеалов, и он этих тиранов и садистов развенчивал и заземлял, развенчивал и заземлял, а в перерывах что-то жевал, не чувствуя вкуса, и смотрел телевизор, чтобы не думать о своей беспомощности перед наглой силой. Из рекламы лилась правда жизни — люди более всего страдали от всяческих истечений, от насморков, поносов и менструаций, зато в сериалах царили идеалы времен Гюго и Карамзина: красота покоряла дикарей, злодеев и даже обезьян, распутники хранили верность детской любви — и этот мир еще называют циничным! Его еще заземлять и заземлять.
Время от времени он набирал Симу, но она была недоступна, как идеал. Явилась только затемно, скорбная и жертвенная, всем своим обликом выражая: отца нигде нет, но кому до этого дело! Приходилось собирать в кулак все свое великодушие, хотя уже давно хотелось треснуть этим самым кулаком по столу: да сколько же можно изображать нездешнее существо, при этом ежеминутно сморкаясь распухшим носом! (Она деликатно убегает рыдать в ванную, чтобы ему приходилось тревожиться, не случилось ли там с нею чего, и при этом еще и чувствовать себя сволочью: от хорошего же человека жена в горе не стала бы прятаться!)
Такое было облегчение, когда она наконец отправилась спать! Так что даже когда и его сморил сон, он еще некоторое время посидел на кухне — просто чтобы побыть одному. Но ее тяжелое пристанывающее дыхание все обиды и досады разом сдуло: бедное дитя, нужно ей значит зачем-то пыжиться, наращивать какой-то собственный нарост на ране — ну так и бог с ней, он может и потерпеть. Никак и ему не отстать от этой привычки машинально поминать бога, произносить слово, вообще неизвестно что означающее. Нечто высшее. Хороший вопрос для науки: существует ли нечто высшее? Ученый ответит: для того, чтобы я мог сказать, существует ли нечто или не существует, вы мне должны сначала описать его наблюдаемые признаки. Ладно, про бога не надо, а то от злости снова весь сон разлетится.
