Так что все мое свободное от учебы время уходило на разнообразные подработки. Студенты торговали «в Лужке», батрачили агентами по недвижимости, крупье в казино, в самых критических ситуациях даже сдавали за деньги кровь — выкручивались кто как мог. Я бегала по соцопросам, а на лето ездила в стройотряд.
Увы, это все не отменяло приближающегося диплома и полной неопределенности после его защиты. Друзья все чаще находили работу за рубежом, а ближе химики были никому не нужны. Ну что поделаешь, если из лаборатории, где я делала дипломную работу, сотрудники разбегались — их зарплаты хватало на пару килограммов колбасы. Направления разбега были самые разные — один кандидат наук из нашей лаборатории ушел охранником в ювелирный магазин, другой уехал в родной Липецк работать менеджером на металлургическом комбинате. Уезжать за границу мне не хотелось, и потому круг поиска работы я расширила до любой мало-мальски интересной, пусть даже и не химической. И как-то по случаю взяла да и закончила бухгалтерские курсы на экономическом факультете — предъявителям студенческого билета МГУ там давали 90 %-ную скидку. Я совершенно не собиралась работать бухгалтером, просто некоторое представление о финансовом устройстве нового окружающего мира показалось мне не лишним.
Потом, слово за слово, кто-то из друзей, зная про мои бухгалтерские корочки, предложил поработать бухгалтером — его дальние родственники занимались производством мелкой бытовой химии. Я согласилась не без колебаний. Беготня по опросам уже принесла свои первые плоды, и меня звали на постоянную ставку социолога во ВЦИОМ, и это даже можно было считать интересной работой. Но вдруг где-то рядом с бытовой химией хоть чуть-чуть да пригодится и мой будущий диплом?
Лиха беда начало, я быстро освоила нехитрое бухгалтерское ремесло, а вскоре полученный диплом отправился в ящик стола, в компанию к свидетельству о рождении. Бухгалтерские же корочки пользовались непропорционально большим спросом, и вскоре я сменила место работы, оказавшись по соседству с Кешей в одном из первых офисных зданий класса А на Тверской улице. Карьерный взлет был нешуточный — с пятикратным ростом зарплаты.
В турагентстве было интересно. Не в том смысле, что можно было куда-то поехать — как раз я-то никуда так и не съездила — единственный, хоть и главный, бухгалтер был все время нужен на рабочем месте. Но зато через двери агентства проходил поток самых разношерстных людей, таких необычных в своем многообразии, что после интеллигентного университета и первой крошечной фирмочки у меня разбегались глаза. В агентстве пересекались все миры — и внезапно разбогатевшие советские люди, осваивавшие планету Земля с энтузиазмом неофитов, представители гостиничных сетей, туроператоров, перевозчиков, бандиты, которые нас охраняли от других таких же, и сами сотрудники агентства, среди которых были и молоденькие карьеристы-менеджеры, и видавшие виды билетные тетушки, и девушки без комплексов, и девушки с комплексами, москвичи и приезжие, богачи и нищие, красавицы и чудовища, оторвы и скромницы…
Хозяев было двое — внезапно разбогатевший менеджер большого автосалона Артем и девушка Ида, она же генеральный директор. Ида разбиралась в билетопечати и турпакетах, знала всех языков понемножку, носила моднючие темные очки, двенадцатисантиметровые шпильки и прическу от Дессанжа. Артем разбирался в деньгах, «крышах», девушках-менеджерах и был веселым рано лысеющим толстячком с благими намерениями. Секретарь Наташа, блондинка лет сорока и бывшая стюардесса, оказалась беженкой из Узбекистана, и на приютившую ее Иду только что не молилась, прикрывая грудью от любых нежелательных звонков и недовольных клиентов, обнаруживших в пятизвездочном номере таракана. Как-то на свой день рождения Наташа принесла настоящий узбекский плов — с прозрачными головками чеснока, пропитанными бараньим жиром и жгучим перцем, которым надо было мазнуть краешек тарелки, а потом провести по этому месту горстью с рисом. Под коньячок Наташа рассказывала о своем бегстве в Москву с одним пластиковым пакетом в руках — она чудом выбралась из окна их с мамой крошечной квартирки на первом этаже. Если бы этаж был не первый, она бы не убежала. Мама осталась — ее похоронили через несколько дней, а что произошло, соседи не рассказывали. Наташа плакала, но это было на нее не похоже — обычно она радовалась каждому прожитому дню, как подаренному.
Девушки Катя и Аня тоже радовались каждому дню — и радовали других. Одна — Артема, другая — совершенно разных, никогда не повторяющихся молодых людей, среди которых иногда встречались знакомые мне лица — клиенты агентства проявляли верность марке. Потом на клиентских диванчиках девушки делились опытом, да таким, что все остальные сотрудницы, завидев Катю с Аней на диване, пробегали мимо с удвоенной скоростью, а мужская составляющая наших менеджеров, наоборот, с интересом слушала и мотала на ус. Я же, находясь от дивана в тлетворной близости, пряталась за толстыми прутьями Кешиной клетки и делала вид, что туга на левое ухо и интересуюсь только цифрами.
Впрочем, цифры мои никого не радовали, и наша крыша скорбела над ними вместе с Артемом — аренда на Тверской стоила больше, чем мы все вместе взятые. «Крыша» на самом деле выглядела вполне пристойно — наклейка с эмблемой агентства на двери, два вооруженных лицензированных охранника на входе и Иван Сергеич Паров, директор охранного агентства «Витязь», время от времени проводивший с Артемом душеспасительные беседы. Иван Сергеич вообще-то имел кандидатскую степень в геологических науках, носил очки и никакого устрашающего впечатления не производил. Тем не менее Артем к его визитам относился с полной серьезностью. Услуги «крыши» пригодились лишь однажды, когда поутру на нашем окне обнаружилась небольшая дырочка, а внутри стеклопакета лежала пуля. Переполох по этому поводу случился нешуточный, потенциальную угрозу искали и пробивали по всем направлениям, но в итоге сошлись на том, что кто-то, проезжая по Тверской, беспорядочно стрелял по окнам. Все вздохнули с облегчением: «Ах, как хорошо, никто на нас не «наехал»! Всего лишь стреляли по окнам!» Кого тогда можно было этим удивить?
Как-то по пути на работу мимо меня пробежали мужчина с чемоданчиком и два милиционера. Он бросил чемодан и исчез, а милиционеры его подобрали и открыли, переписав всех свидетелей, — он был доверху набит пачками долларов, но и этому тогда никто не удивился.
Вот в таком бурном океане мы с Кешей сидели под пальмами и загорали под лампой дневного света.
Летать Кеша не умел — крылья ему подрезали, да и в природе такие крупные птицы больше бегают по веткам, чем летают. Кешины когтистые лапы были специально созданы для цепляния за ветки, и даже пройтись по полу ему было нелегко. И он, конечно, не очень понимал, в какую сторону ему бежать, когда однажды утром разобрал свою клетку на прутики. Некоторое время он гулял по офису, привыкая вперевалочку ковылять по ковролину и цепляясь сильным клювом за все, до чего мог дотянуться, — по полу была разбросана бумага, вытащенная из-под столов сменная обувь, ручки и пальмовые листья. Не знал Кеша, что на улице стреляют, но и оказался он совсем не на свободе, к которой так стремился, а у меня под столом, где ему казалось относительно тихо, безопасно и тепло от батареи. Он испуганно шипел, махал крыльями и никуда из убежища выходить не хотел. Обычно я появлялась на работе позже всех, поскольку по дороге забегала в банк, и к моему приходу Кеша верещал под столом уже совсем жалобно. Я присела рядом и подвинула ему плошку с водой, а пока он пил, погладила его по взъерошенным голубым и желтым перьям.
