— Ты имеешь в виду Андрея? Так сейчас еще половина пятого, а он к пяти обещал. Он придет, раз обещал. Мы тебя отвезем.
— Только, Леся, я прошу тебя… Никаких жалостных разговоров дорогой. И пусть твой донжуан тоже молчит. А то со стороны можно подумать, что вы ребенка на Голгофу отправляете.
— Да, Саша. Конечно. Ты что-нибудь перекусишь на дорогу? Кофе сварить?
— Ну, давай… Только мне без сливок и без сахара.
Когда Саша, по-новому причесанная и переодетая в белую рубашку и джинсы, пришла на кухню, у нее уже все было готово к «перекусу»: черный кофе бултыхался в стеклянной кофеварке, черный французский хлеб, половина грейп-фрута, отруби в обезжиренном йогурте, листья салата латук, кусочек белого непонятного продукта, то ли творога, то ли сыра…
Саша закончила с перекусом, когда хлопнула входная дверь и невеселый голос Андрея проговорил из прихожей:
— Ну что, готовы?
— Да-да… — торопливо промокнула салфеточкой губы Саша. — Мы готовы… Илья, ты где? Илья! Иди перекуси что-нибудь. Кормить только в самолете будут. А это долго… Илья, где ты? В чем дело? Тебя мать зовет, в конце концов.
— Саш… Саша, подожди. Не кричи, Саша… — пролепетала испуганно Леся, потирая холодные дрожащие руки. — Дело в том… Дело в том, что…
— Господи, ну что еще? — раздраженно повернулась к ней Саша. — Что ты мне хочешь сказать? Раньше не могла, что ли? Илья! — снова пронзительно крикнула она в глубь квартиры.
— Что у вас тут? Почему кричим? — заглянул в кухню Андрей и остановился как вкопанный, взглянув Лесе в лицо. Потом переспросил уже озабоченно: — Что стряслось, Лесь? Объясни толком.
— Дело в том, что… Андрей, он сбежал…
— Кто сбежал? — в один голос переспросили Саша и Андрей и переглянулись. Саша — неприязненно, Андрей — удивленно.
— Илья сбежал. Вместе с твоим отцом, — обращаясь исключительно к Андрею, тихо произнесла Леся и пожала плечами, будто извиняясь за это странное обстоятельство.
— С отцом?! С моим отцом? Ты чего несешь, Леська?
— Так! Погодите-ка, что-то я ничего не понимаю, — не дала сестре права голоса Саша. — Вы что надо мной издеваться вздумали? Где мой сын, я вас спрашиваю? Что происходит, в самом деле? Кто-нибудь объяснит мне вразумительно? Вы что тут все, с ума посходили, да? Как вы смеете? В конце концов, я ему мать. Я. И вы не смеете. Не смеете!
— Да говорят же тебе — сбежал… Чего ты так орешь-то? — задумчиво проговорил Андрей, не отрывая озадаченного взгляда от Лесиного лица.
— Ну, знаете! Разбирайтесь теперь как-нибудь сами! А с меня хватит. Я лечу с другого конца света, бешеные деньги трачу, а они… Все, хватит!
Саша сердито сорвалась с места, ринулась в гостиную к чемоданам, начала суетливо выбрасывать назад Илькины вещи. Леся и Андрей тихо прошли следом, встали у нее за спиной.
— Мы тебя проводим, Саш? — виновато спросила Леся.
— Как хотите! — Саша резко выпрямилась над чемоданом. — Как хотите. Мне уже все равно. Пошли, что ли, скорее, а то я на самолет опоздаю…
* * *
— Ух ты, как у вас тут здорово! — восхищенно огляделся вокруг себя Илька, выйдя из машины. — Красотища какая!
— Пошли в дом, — пригласил Командор. — Там, в гостиной, стена почти полностью стеклянная, так что сможешь наблюдать эту красоту, как на большом экране в кинотеатре.
— Нет, на экране — это не то. Красоту надо живьем смотреть. Нюхать, трогать, растворяться. Иначе это не красота, а мертвая картинка.
— Ишь ты… Где это ты такого нахватался? Нюхать, трогать, растворяться…
— Нигде не нахватался. Я сам знаю. Да все знают, только видеть по-настоящему не хотят! И вы наверняка знаете… Вот чувствуете, какой здесь ветер особенный?
— Ветер как ветер… Сырой, мартовский, холодный.
— А вот и неправда! Он у вас здесь… живой, маленький, недавно родившийся! Ветер, как проказник-малыш. И пахнет от него нежно, как от маленьких детей. А пока он до города доберется — повзрослеет, остепенится, грустным и злым станет. Бензином и гарью пропахнет. Вот. А вы, выходит, жили себе и не знали, что каждый день с вами маленький ветер заигрывает?..
— Да уж. Зато луна здесь — старая, злая и тоскливая.
— И опять неправда!
— Ну, тогда я — старый, злой и тоскливый. Ты хоть знаешь, кто я такой?
— Да вы говорили уже! Вы — отец Андрея.
— Да я не про это… Я, брат, тот еще злодей. Рыцарь Синяя Борода. Слышал про такого? Хочешь, расскажу?
— Хочу.
— Тогда пошли в дом. Ты иди на кухню, поищи там чего-нибудь в холодильнике, а я пока огонь в камине разведу.
Через полчаса они дружно уселись перед весело потрескивающими березовыми поленьями. Командор, откинувшись в кресле, наблюдал, как Илья поджаривает на огне кусок докторской колбасы, нанизанный на шампур, как весело дрожит пламя в светлых глазах мальчишки, делая их похожими на два маленьких озерца, зеркально отражающих в своем нутре багровые закатные сполохи.
— Сгорит же! Невкусно будет… — прокомментировал Командор его старания.
— Наоборот, вкусно. Дымом пахнет. Вы хотели мне про Синюю Бороду рассказать.
— Ага… Только не рассказать, а признаться. Я ведь, Илья, твоей тетке это… жизнь поломал. Она когда-то здесь жила — вон за тем забором, видишь?
— Ой… А я вспомнил… Точно, вспомнил! И я там жил! Только я плохо ту свою жизнь помню, я тогда еще маленький совсем был… Там Татьяна Сергеевна Хрусталева живет, правильно?
— Да… А ты откуда знаешь? Ты ее помнишь?
— Нет. Когда мы с Леськой там жили, я ее не запомнил. А потом она к нам приходила, денег Леське давала, когда совсем не было. И мне подарки дарила. Ботинки зимние, куртку… Потом еще телефон сотовый.
— Да? Надо же… А я и не знал. А что ты еще помнишь? Оттуда, из той жизни, как ты говоришь?
— Ну, как мы с Леськой оттуда, из-за забора, уезжали… Нас машина везла, и я спросил у нее что-то, а она молчала. Я громче спросил, а она все равно молчала! Я испугался, начал ее трясти, а она закачалась, будто кукла, а потом затряслась вся…
— Прости, брат. Это я… Это из-за меня.
— То есть это вы Леську обидели, да? И теперь вам плохо оттого, что обидели?
— Плохо, брат. Ты даже представить себе не можешь, как мне плохо. Внутри все мертвым железом схватилось — не продохнуть. И черным огнем горит. Потому и на луну ночами вою. Доконает она меня, эта луна!
— Да при чем тут луна? Что вы заладили — луна да луна?.. Сами себе навредили, а луна, значит, виновата.
— Что ж, ты прав, пожалуй. Точно, сам себе навредил. Так я ж не знал! Я думал, у меня право есть.
— Какое право? — быстро вскинул на Командора мальчишка свои светлые глубокие глаза. — Что вы имеете в виду?
