В ожидании заказа мы с Димой болтали о всякой ерунде. Между делом я рассказал ему о звонке Ксюши и о её скором приезде. Как я и думал, он обрадовался. Правда, услышав эту новость, Дима в первый момент пристально посмотрел на меня, будто ожидая какого-то продолжения. Я был уверен, что он подумал об Амаранте и, возможно, даже прикидывал, не едет ли она вместе с Ксенией, но, заметив мой подчеркнуто отстраненный вид, промолчал. Как я уже отмечал, Дима легко сходился с людьми, и с вампирами, оказывается, тоже. Они с Эмми сразу нашли общий язык, поначалу это даже вызывало у меня ревность. Я думаю, что он был единственным человеком на земле, который искренне обрадовался, если бы мы воссоединились с Амарантой. Впрочем, подумал я, у нас никогда не будет возможности это выяснить.
Минут через пятнадцать в дверь постучали. Дима впустил миссис Гридл, которая несла поднос, полный еды. Пользуясь случаем, я заказал обед и себе, так как тоже с утра ничего не ел. Старуха расставила на столе тарелки и удалилась, захватив поднос. Перед дверью она обернулась и бросила на меня убийственный взгляд, от которого у меня по телу побежали мурашки. Я утвердился в мысли, что она меня люто ненавидит. За это говорило несколько фактов. Во-первых, её взгляд был красноречивее любых слов, и, во-вторых, так она смотрела только на меня. Я недоумевал, что могло вызвать у неё неприязнь, ведь я ничем не обидел её, а мысли в счет не идут. Ведь не могла же она, в конце концов, проникнуть мне в голову!
От раздумий на эту невеселую тему меня отвлек обед. Еда, как обычно, была приготовлена со знанием дела. Все было более чем просто вкусно, и я в которых раз смог убедиться, что Патрисия не преувеличивает талантов своей поварихи.
— Ты видел сегодня Патрисию? — спросил Дима с набитым ртом.
— Да, мы немного поговорили с ней о её прадедушке.
— Она спрашивала обо мне? — Дима старался говорить непринужденно, но сам весь напрягся в ожидании ответа.
Я медлил с ответом, так как не знал, что ему сказать. Мне не хотелось его огорчать, но и обманывать его тоже было неправильно
— Не помню, — не очень убедительно соврал я.
— Значит, нет, — сделал он вывод из моих слов.
— Она просто тебя не знает, — постарался я его подбодрить. — К тому же, зачем тебе американка? В России девушек хватает.
— Может, ты и прав, — пробормотал он, а я почувствовал, что мои слова не очень-то его убедили.
Больше мы на эту тему не разговаривали. Доев жаркое и салат из тунца, мы наконец перешли к делу.
— Я еле нашел эту библиотеку с архивом, — издалека начал брат. Пожалуй, я предпочел бы услышать лишь концовку его рассказа, потому что меня интересовали только результаты поисков, но я знал, что это его обидит. К тому же до возвращения отца заняться все равно было нечем, поэтому я откинулся на спинку кресла и приготовился внимательно слушать все, что мне поведает Дима.
— Я всегда считал, что библиотеки, тем более с архивом, должны располагаться в больших зданиях с заметными вывесками. Поэтому, даже когда местные показали мне, куда надо идти, я несколько раз проскочил библиотеку. Наверное, я так бы и бродил там до сих пор, но одна сердобольная старушка смилостивилась надо мной и подвела меня к самым дверям библиотеки. Представь, я трижды проходил мимо неё, — Дима усмехнулся, вспоминая свои злоключения. — Небольшой такой домик, одноэтажный, и табличка на двери незаметная. Правда, подвал там большой, и в нем находится хранилище архива. В общем, я представился репортером, благо корочки у меня есть, — он похлопал себя по левому карману рубашки. — Сказал, что пишу для одного чикагского издания статью про этого Холмса. Не поверишь, но со мной обращались, как с королем. Короче говоря, основные документы по этому делу находятся в Филадельфии, где, как ты помнишь, он был казнен. Но все же мне удалось найти одно упоминание в кладбищенской книги регистрации, — Дима потянулся к своей ветровке, висящей на спинке кресла, достал из внутреннего кармана лист формата А-4, и протянул его мне.
Это была ксерокопия какого-то старого документа, на которой были видны разрывы по краям страницы, которые присутствовали на оригинале. Записи были сделаны от руки обычными чернилами и не очень хорошим почерком.
— Что это? — спросил я, приподняв лист.
— Копия страницы из журнала регистрации могил, — пока я изучал листок, Дима успел приступить к чаепитию, и теперь его рот был набит печеньем так, что я даже не сразу понял, что он сказал. Прожевав и проглотив десерт, Дима потянулся к бумаге и указал мне на предпоследнюю строчку, на которой значилось чье-то имя. — Это запись указывает на то, что Холмс похоронен именно здесь.
— Почему это? — переспросил я, недоверчиво вглядываясь в каракули.
— Потому что здесь написаны его имя и дата захоронения, — ответил Дима так, будто это было чем-то очевидным.
Я поднес лист еще ближе к глазам и внимательнее присмотрелся к витиеватым закорючкам, но так и не смог однозначно прочесть фамилию.
— А ты уверен? — с сомнением произнес я.
— Конечно, — брат пожал плечами, и снова принялся было за печенье, но, заметив мой суровый взгляд, добавил, — так мне сказала библиотекарша. У неё здорово получается читать трудные для понимания почерки.
— Понятно, — ответил я, чувствуя, что начинаю злиться. — Если это сказала сама библиотекарша, то, конечно, никаких сомнений быть не может.
— Ты чего? — Дима недоуменно посмотрел на меня, мигом позабыв про печенье. — Все равно там больше ничего нет. Так что для начала сгодится и этот лист. Всего-то и нужно поехать на кладбище и спросить у сторожа, где находится могила под номером, — тут он заглянул в листок, — сто восемьдесят один.
— Всего-то и что нужно было нормально выполнить свою работу, — передразнил я брата. — Когда ты уже повзрослеешь? — я вздохнул.
— Я с тобой в таком тоне разговаривать не буду, — с этими словами Дима встал и, захватив тарелку с печеньем, направился к двери. — И, кстати, если у кого-то плохое настроение, то совершенно не обязательно портить его остальным.
— А если кто-то будет есть много печенья, то скоро совсем в дверь не пролезет, — я не смог удержаться от колкости, так как знал, что проблема лишнего веса в последнее время довольно остро встала перед моим братом.
Стоя в дверях, Димка обернулся и обиженно посмотрел на меня.
— Ну и кто из нас ведет себя, как ребенок? — задав этот риторический вопрос, он вышел из номера.
Как только дверь за ним закрылась, я почувствовал угрызения совести. Не стоило говорить о еде, для Димы это больная тема. Теперь придется побеспокоиться о заключении перемирия. Но когда мой взгляд упал на распечатку, я снова почувствовал раздражение. Как можно быть таким доверчивым? Мало ли что могла сказать ему библиотекарь? Может, она просто хотела от него отвязаться и поэтому подсунула ему первое, что попалось под руку.
Я еще раз внимательно взглянул на лист. Насколько я мог разобрать, дата действительно подходила: напротив фамилии, на которую указал Дима, стояло 10 мая 1896 года. Я напряг память и вспомнил, как Патрисия говорила, что её прадед был казнен седьмого мая 1896 года. Это обнадеживало. Присмотревшись к самой фамилии, я сделал вывод, что вполне возможно она начинается с буквы «Х», большего я добиться не смог. Что ж, если Дима окажется прав, мне стоит перед ним извиниться.
